Жнецы Страданий - стр. 44
– Запомни, дурень, жизнь осенённого – это труд до изнеможения. Ещё раз увижу, что вместо урока дурью маешься, при девках оголю и пороть буду уже по заднице. Поглядим, как тебе после этого захочется с ними дурачиться.
От этих слов у Тамира на душе стало так погано, что захотелось сбежать из ученичества куда угодно, хоть в стаю к ходящим. Не ждал он для себя такой будущности, без радости и веселья. Да и разве жизнь это – каждый день упокоевать мёртвых, ножи метать, мази нашёптывать да обновлять обереги? Не верилось послушнику, что нет у колдунов ни дня праздности. Да кому ж захочется бобылём бесприютным топтать дороги? У каждого человека должен быть дом, где его ждут. По дурости он брякнул это своему наставнику.
Донатос рассмеялся. Впервые искренне. Потом покачал головой и сказал, что не бывает у осенённых семей. Не позволено им домов иметь, потому как оседлый обережник – не воин, не колдун и не целитель. Семья для него будет дороже чужих нужд, а паче того – приманкой для ходящих.
После этого крефф ушёл, оставив ученика заходиться кашлем на морозе. На счастье Тамира, пока он надсадно перхал на весь двор, откуда-то со стороны дровяника появилась Нурлиса.
Старуха шла, переваливаясь на кривых ногах, тащила с собой порожнюю бадейку и на чём свет стоит[58] костерила лютую стужу. Завидев шатающегося на ветру полуголого парня, бабка напустилась на него, тряся сухим кулаком:
– Совсем вы тут очумели, оглоеды клятые? В одних портках по морозу бегать! Ах вы, захребетники неблагодарные! Как щи хлебать да мясо жрать, вы тут как тут, а как уму-разуму набираться, так нет вас! Уж и голыми по снегу кататься готовы, лишь бы хворать, а не учиться! У-у-у! А ну пошёл! Я тебя быстро к Майрико сведу. Завтра сызнова будешь за свитками своими горбиться. Ишь, чего удумал!
Поддавая парню пустой бадьёй, сварливая бабка погнала его в башню целителей. Тамир брёл, уныло слушая брюзжание карги, но в душе был несказанно ей благодарен. Донатос, конечно, не запрещал ему идти к лекарям, вот только и разрешения ведь не давал. А теперь, даже если взъестся, всегда можно сказать, что за помощью его отправила Нурлиса.
С вздорной хрычовкой не связывались даже креффы. Она жила при Цитадели так давно, что стала неотделимой её частью, вроде брехливого деревенского пса, про которого никто не знает, сколько ему вёсен и откуда он взялся.
Нурлиса безраздельно властвовала на нижнем ярусе крепости, где хранила цитадельное добро и следила за мыльнями. Но иногда она, как сегодня, выбиралась на поверхность, чтобы по пути облаять кого-нибудь из первых встречных. И кем этот встречный окажется, ей дела не было.
Говаривали, будто однажды самому Нэду перепало. И ничего, смиренно выслушал и дальше пошёл. Ибо каждый знал: если отмахнуться от вредной старухи, так она будет следом идти и брехать, пока не осипнет. Поэтому все старались отмалчиваться.
Однако нынче бабка появилась как нельзя к сроку.
Позже Тамир пытался вспомнить, как брёл к башне целителей, но не смог. Боль, усталость, озноб и страшное откровение о будущей жизни сделали своё дело: всё перепуталось, смешалось, стало смазанным, смутным. На входе он, видимо, споткнулся и упал.
Кто-то сильный тащил Тамира вверх по лестнице, а сзади бубнила старуха, рассказывая этому кому-то, какой он дурень малахольный, еле ноги переставляет, и что все они, лоси сохатые, вздумали над ней изгаляться и заставляют ходить туда-сюда, как молодую!