Жнецы Страданий - стр. 45
Едва не оборот выхаживал ученика Донатоса одноглазый крефф. Тамир тогда не знал его имени, но из слов бабки понял, что зовут целителя Ихтор. Правда, Нурлиса не преминула упомянуть, что он «кровосос, коновал и бестолочь». Но именно Ихтор, беззлобно посмеивающийся над брюзжанием бабки, избавил Тамира от лихорадки и подправил его иссечённую спину.
Много, очень много раз за ту долгую студёную зиму приходилось Тамиру туго, и не единожды случалось ему быть поротым. Донатос спуску не давал, чего уж там. Бывало, после этого лечили его истерзанную спину, как умели, Айлиша с Лесаной: меняли тряпицы с отварами да обмазывали вонючими притирками.
А ведь потом ещё отказывались от его помощи в грамоте и счёте! Смешные. Не понимали, что он рад был отплатить им за доброту. Да, эти девушки стали для него самыми близкими людьми в Цитадели. Вот только одну Тамир любил как сестру, а вторую… Вторую хотел зацеловать всю – от бровей, похожих на крылья ласточки, до пальцев маленьких ног, которые, он знал, вечно зябли.
Юноше было невыносимо горько видеть, как надрывалась в учении у Клесха Лесана. Ни единого доброго слова не говорил ей наставник, иначе как дурищей не звал, а уроки такие давал, что и парню не стыдно было пощады запросить. Мыслимое ли дело – девке в любую погоду по ратному двору бегать, через ямы скакать, ножи метать или в рукопашной с другими выучами по земле кататься?
Радовался Тамир, что его голубку ненаглядную наставница так не мучает: не грубеют её руки от меча и глаза не проваливаются от усталости. Да и наука девушке только в радость была. Сияла она, как росинка на солнце.
Стыдно вспомнить, но ведь ночь, когда они с Айлишей, не смыкая глаз, сидели над высеченной Лесаной, стала для Тамира самой счастливой! Потому что провели они эту ночь вдвоём, разговаривая, чтобы не уснуть, подбадривая друг друга, меняя тряпицы с примочками. И, казалось, во всём свете не было никого, кроме них да резких порывов ветра за окном. Стыдно это: ведь не должна чужая боль приносить радость. Но так уж получилось. Оттого глодала совесть, до трухи перемалывала парня.
А ещё хотелось Тамиру чем-нибудь побаловать девушек. В Цитадели хоть и кормили сытно, но о лакомствах приходилось лишь мечтать. Сластями же и вовсе больше года не баловались. Напечь бы пряников или сдобы какой, но ведь на поварню-то не попасть. Донатос, как назло, ни разу за провинность не отослал туда выуча, чтобы носил воду, дрова или чистил котлы.
Послушник весь извёлся, гадая, как извернуться и попасть в царство горшков и сковородок, а потом плюнул и накануне праздника Колосовика наврал старшей стряпухе Матреле, будто крефф отправил его к ней в помощники. Ночью же, начищая горшки и скобля полы, выуч молился, чтобы наставник его не хватился, чтобы никто из кухарей не нашёл закиданный ветошью горшок с опарой, притулившийся у печи, а Матрела не обнаружила пропажу меры муки и сушёных ягод. Слава Хранителям, обошлось! Пирог вышел румяный, с золотистой корочкой.
Ныне сдобное лакомство дожидалось вечера в углу смотровой площадки главной башни. Тамир завернул яство в чистую холстинку и припрятал под скамьёй. И хотя отец с матерью всю жизнь учили сына, что воровство постыдно, юноша, и так уже запустивший руки в кладовую, утащил ещё и прошлогоднего мёда.