Жизнь Гришки Филиппова, прожитая им неоднократно - стр. 38

Но, черт побери, я же дипломник! Меня Боб ждет. К черту! Инженер я или нет?!

Я надеюсь быстро прогрызть этот гранит, бог с ним, газовые турбины есть газовые турбины, заново, буквально побуквенно и посимвольно штудирую букварь Кунгурцевой, лезу в раздел расчета жидкостных турбин… И сажусь в лужу намертво. Несопоставимо куцый огрызок, не пойми какие формулы, схемки…

Приплыли.

«А поутру они проснулись, под ними мятая трава»…

Чувствуя противно растущий внутри ужас, я ковыряюсь еще три дня, не сплю, заливаюсь крепким чаем, перевожу гору бумаги, я честно долблю букварь, пытаясь соединить два раздела, бьюсь, мучаюсь и матерюсь.

Наверное, так разверзается ад – медленно, но неотвратимо.

Делать нечего, ранним утром четвертого дня, голодный и холодный, я еду в Технилище, первым дожидаюсь у кабинета Кунгурцевой, пока она придет, здороваюсь, объясняю, опять жду, пока она меня позовет, захожу в холодный кабинет (она только что проветрила), что-то мямлю о «Турбомаше», о теме диплома, горячусь, листаю перед ней ее же монографию, пачки своих черновиков.

С каждой секундой сумрак в кабинете леденеет. Еще бы – ведь мы на кафедре глубокого холода. Ведь я все знаю о глубоком холоде.

Мне только так кажется. Идиот.

– Вот, Вера Петровна, вот тут… Жидкостное колесо… У меня формула вырождается… Какие-то сумасшедшие обороты… Вот здесь, посмотрите…

Слова из меня еще вываливаются по известному всем студиозусам «методу огурца»[54], но сам я понимаю, что я попал по полной, я что-то такое чувствую, поднимаю глаза – Вера Петровна сидит с прямой, как струна, спиной, ее обычно белесые глаза горят голубым огнем. Она буквально взвивается на зависть всем индийским гуру левитации. Молчи, Гришка, молчи, глупец! Но мне нельзя, нельзя, нельзя молчать, ведь всего лишь диплом, всего лишь сто двадцать дней, ведь Криштул и Пятый сектор ждут:

– Так быть не может… Радиальная турбина, а здесь лопатки жидкостного вообще в ноль превращаются, там же технологические зазоры всю эффективность убьют перетоками, вот, пришел к вам, может, подскажете, как…

– Вы очень плохо читали мой учебник. Вы. Недопустимо. Плохо. Знаете. Мою. Методику, – Вера Петровна тихо и спокойно вколачивает титановые костыли в мою дубовую голову. – Я обещаю вам, молодой человек, что специально приду на защиту вашего диплома и сделаю все, чтобы понять, насколько хорошо вы усвоили мою методику. И еще… Как вас? Григорий Филиппов, да. Какая оценка была у вас по моему курсу?

– Отлично.

– Напрасно. – К моему ужасу, она записывает в своем черном блокноте мою фамилию и аккуратно рисует зловещую галочку. – Как раз этот момент мы и проясним на защите вашей дипломной работы. У вас еще есть вопросы?

– Д-да. Вера Петровна, все-таки, может быть, вы посоветуете, как все-таки методику… Рассчитать… Такая задача, вот…

– Молодой человек! До встречи на дипломе!

Я выхожу из ее кабинета, чувствуя себя стрельцом после стрелецкой казни.

Прохожу мимо «Гастритки» и «Капкана»[55], кручинюсь и печалюсь, дергаю себя за чуб, проверяя, крепко ли держится башка на плечах, и отчетливо, к гадалке не ходи, вижу мое совсем близкое будущее – памятливая старушка завалит меня, как пить дать, выпотрошит, как Гая Фокса[56], насадит на зазубренный персидский кол, как… Зверски хочется напиться, но не хочется, не можется, да и что толку? Как в той тайге с астронавтами