Желая Артемиду - стр. 13
Он знал, что она не проститутка, у таких, как Шелли, быстро затухало желание жить, но намеренно обидел ее, как обижал и истязал каждую женщину, что проявляла к нему внимание, чтобы вынудить ее оставить его и в очередной раз убедиться в давно понятой истине – ни одной из них нельзя верить. Причина этого обманчивого убеждения крылась в его представлении о мире, где все женщины, встречающиеся ему на пути, вопреки всем трудностям и его несносности, должны помогать, жалеть, заботиться. Вселенная задолжала ему слишком много, отобрав женщину, от которой когда-то зависела его жизнь.
– Я тоже шлюха, – без веселья улыбнулся он, попытавшись прикрыть недостаток дружелюбия самоуничижительным цинизмом.
И почему, думал Майкл, этой бедной – никто из его окружения ни за что не натянул бы на себя эту безвкусную футболку и джинсы с дырками и пузырями на коленках, – но все же симпатичной девушке пришло в голову знакомиться с ним?
– Хочешь выпить? – спросил вдруг он.
– Нет. Я и так накидалась, иначе не подошла бы.
– Я тоже. Носа не чувствую…
Ее горящие глаза забегали по его карманам с таким нетерпеливым, страстным любопытством, что ему показалось, словно она запустила в них руки.
– Ты так и не сказал, как тебя зовут.
Фред говорил, древние люди верили в магическую связь человека с его именем. В шумерской мифологии Нергал, бог смерти, войны и разрушения, спустился в загробный мир и скрыл свое настоящее имя от Эрешкигаль, владычицы подземного царства, надеясь не поддаться ее чарам. Не зря он вспомнил об этом и, раз уж вспомнил, солгать будет правильным, даже необходимым…
– Фред.
– Фред? Очень приятно. А я…
– Nomina sunt odiosa [10].
После смерти Фреда Майкл с маниакальным упорством, граничащим с помешательством, вцепился в англо-латинский словарь. Сколько он себя помнил, Фред великолепно знал латынь – читал и говорил на давно умершем языке как на родном, и Майкл часто подшучивал над ним за претенциозную манеру давить на людей этим редким, на первый взгляд бесполезным знанием, а Фред лишь отвечал: «Учи латынь, в аду по-английски никто разговаривать не будет». Что ж, подумал Майкл, по крайней мере, он сможет спросить дорогу.
Уголки рта девушки неловко поднялись, лобик сморщился, даже в цветном, быстро меняющемся неоновом свете ее лицо выглядело невероятно живым, и Майкл еще острее почувствовал себя не очень удачным, сделанным наскоро манекеном.
– Чего?
– Говорю, давай без реальных имен.
– А, так ты любишь ролевые? Что ж, ладно… – Она постучала ноготками с облезшим лаком по столешнице. – Брижит.
– Как Бриджет Райли? [11] – Он как раз ощущал себя так, словно попал внутрь одной из ее картин: изогнутые геометрические линии, создающие иллюзию глубины и пространства.
– Нет, как Брижит Бардо [12]. – Она закинула ногу на ногу в той манере, в которой умеют только красивые девушки, и он окончательно понял – его пытаются соблазнить. – Ты здесь один?
– Да. У меня нет друзей. – Он осушил стакан. – А ты?
– Я с подругами. – Она кокетливо указала на столик у стены. Две девушки захихикали и помахали Майклу, когда он обернулся.
– На самом деле мы с ними поспорили на тридцатку, что у меня хватит смелости к тебе подойти.
– Почему ко мне?
Брижит пожала плечом.
– Ты здесь самый симпатичный.
Сказать что-то приятное, польстить ей… Поиск слов, составление предложений, – его учили этому в Лидс-холле, но надобность вытянуть из себя что-то вежливое повлекла за собой лишь тошноту.