Все люди смертны - стр. 21

– Войдите, – сказала она.

Взяв Фоску за руку, она провела его в комнату:

– Понравится ли вам жить здесь?

– С вами мне где угодно будет хорошо, – ответил он.

Фоска улыбнулся с блаженным и несколько туповатым видом. Она забрала у него чемоданчик.

– Но «здесь» – это вовсе не «где угодно», – сказала она и, помолчав, добавила: – Снимайте пальто, садитесь, вы ведь не в гостях.

Пальто он снял, но остался стоять. Он внимательно огляделся:

– Вы сами обставляли гостиную?

– Да, конечно.

– Вы выбирали эти кресла и безделушки?

– Ну да.

Он медленно повернулся.

– Каждая из этих вещей говорит о вас, – сказал он. – И вы собрали их, чтобы они рассказывали вашу историю.

– И именно я купила эти оливки и креветки, – заметила Регина с оттенком нетерпения. – Я собственноручно изготовила эти чипсы: вот, попробуйте.

– Вы, наверное, проголодались? – спросила Анни.

– Ну да. С тех пор как я начал есть, я испытываю голод. – Он улыбнулся. – Я голоден в определенные часы, трижды в день.

Он сел и взял оливку из вазочки. Регина налила в бокал портвейна.

– Это не тот выдержанный портвейн? – заметила она.

– Нет, – ответила Анни.

Взяв бокал, Регина выплеснула его содержимое в камин, подошла к буфету и достала запыленную бутылку.

– Разве вы сумеете отличить выдержанный марочный портвейн от портвейна, купленного в бакалейной лавке? – спросила Анни.

– Не знаю, – виновато ответил Фоска.

– А, вот видите! – сказала Анни.

Регина медленно наклонила бутылку и наполнила бокал Фоски выдержанным портвейном.

– Пейте! – велела она. Бросив на Анни неприязненный взгляд, она заявила: – Ненавижу скупость!

– Что? – спросил Фоска. – Почему?

– Почему?! – воскликнула Регина, хмыкнув. – Вы скупердяй?

– Я был им.

– Я не скупердяйка, – с обидой вставила Анни, – просто я считаю, что расточительность до добра не доведет.

Фоска улыбнулся.

– Я помню, – сказал он. – Радость оттого, что каждая вещь на своем месте, каждый миг, каждое движение. Закрома наполнены мешками с зерном, и каждое зернышко, пусть самое маленькое, дорогого стоит!

Анни выслушала это с туповатым и в то же время польщенным видом. Регина, раскрасневшись от гнева, воскликнула:

– Я еще поняла бы жадность, но не скупость. Можно страстно желать что-либо, но, когда у тебя это есть, не стоит к этому привязываться.

– А вы вот привязываетесь, еще как! – заметила Анни.

– Я?.. – вскинулась Регина. – Смотри же!

Она взяла драгоценную бутылку и вылила содержимое в камин.

Анни усмехнулась:

– Ну конечно! Портвейн! А когда я разбила одну из ваших жутких масок, что вы мне устроили?!

Фоска переводил с одной на другую заинтересованный взгляд.

– Это потому, что ее разбила ты! – Голос Регины дрожал от возмущения. – Сама я все могу расколотить вдребезги.

Она схватила одну из масок, висевших на стене. Фоска встал и, подойдя к ней, мягко взял ее за запястье.

– К чему это? – спросил он. И с улыбкой добавил: – Как мне знакома эта страсть к разрушению.

Регина сделала глубокий вдох и взяла себя в руки:

– Так, значит, вам все без разницы? Будь я скрягой или трусихой, я и тогда бы вам нравилась?

– Вы мне нравитесь такой, какая вы есть, – с любезной улыбкой произнес Фоска, но у Регины перехватило горло.

Может, он вовсе не ценил те достоинства, которыми она так гордилась? Она резко встала:

– Пойдемте, я покажу вам вашу комнату.