Все люди смертны - стр. 12

– А разве с вами можно смеяться?! – раздраженно заметила она. – Вы только смотрите на меня, не говоря ни слова. Вы отказываетесь жить. А я люблю жизнь, ясно вам это?!

– Как жаль! – сказал он.

– Почему жаль?

– Все так быстро заканчивается.

– Вы опять?

– Опять. Всегда.

– Вы что, не можете говорить о чем-то другом?

– А как вы можете думать о других вещах? – спросил он. – Как вы умудряетесь верить, что прочно обосновались в этом мире, тогда как через несколько лет вы покинете его, хотя появились совсем недавно?

– По крайней мере, умирая, я буду знать, что жила. А вы… вы мертвец.

Он опустил голову, разглядывая свои руки.

– Беатриче говорила то же самое. Мертвец. – Он взглянул на нее. – По сути, вы правы, – сказал он. – Зачем вам думать о смерти, раз вы умрете? Это просто случится, и притом без вашего участия. Вам нет нужды размышлять об этом.

– А вы?

– Я? – Он посмотрел на нее. Во взгляде сквозила такая безнадежность, что она испугалась того, что сейчас услышит. Но он всего лишь произнес: – Со мной обстоит иначе.

– Почему?

– Не могу вам объяснить.

– Сможете, если захотите.

– Я не хочу.

– Мне было бы интересно услышать.

– Нет, – сказал он. – Тогда для нас все переменится.

– Вот именно. Может, вы покажетесь мне не таким скучным.

Он смотрел на огонь, высветились глаза, длинный нос с горбинкой, потом взор его погас.

– Нет, – сказал Фоска.

Она поднялась:

– Ну что же. Возвращайтесь к себе, если вам больше нечего сказать мне.

Он тоже встал:

– Когда вы придете повидать меня?

– Когда вы решитесь доверить мне вашу тайну, – ответила она.

На лице Фоски появилось ожесточенное выражение.

– Хорошо. Приходите завтра, – сказал он.

Она лежала, вытянувшись на железной кровати – жутком ложе из металлических квадратиков с осыпающейся краской; ей были видны кусок желтого покрывала и тумбочка со столешницей под мрамор, пыльный, выложенный плиткой пол; но ее больше ничто не задевало – ни отдающий нашатырем запах, ни крики детей, доносившиеся из-за стены; все это существовало безразлично, ни вдали, ни вблизи от нее: не здесь. Во тьме часы пробили девять. Она не пошевелилась. Не было больше ни часов, ни дней, ни времени, ни места. Где-то там остывал соус к баранине, где-то там, на сцене, репетировали «Розалинду», и никто не знал, куда скрылась Розалинда. Где-то там, на крепостном валу, стоял торжествующий мужчина и тянулся руками к громадному красному солнцу.

– Вы в самом деле в это верите? – спросила она.

– Это правда, – ответил он, пожимая плечами. – В былые времена это вовсе не выглядело чем-то необычайным.

– Про вас должны помнить.

– Кое-где об этом до сих пор говорят. Но уже как о старинной легенде.

– А вы могли бы выброситься в это окно?

Он повернул голову и оглядел окно:

– Я рисковал бы разбиться и надолго выйти из строя. Я ведь не так неуязвим. Но тело мое в итоге всегда восстанавливается.

Она встала и внимательно вгляделась в него:

– Вы правда считаете, что никогда не умрете?

– Я не смог бы умереть, даже если бы захотел.

– Ах, если бы я верила в то, что бессмертна!

– И что тогда?

– Тогда весь мир принадлежал бы мне.

– И я так думал, – сказал он. – Это было очень давно.

– Отчего же вы перестали так думать?

– Вам этого не понять: я по-прежнему буду здесь, я буду здесь всегда.

Он обхватил голову руками. Она смотрела на потолок и повторяла: я по-прежнему буду здесь, я буду здесь всегда. А этот человек дерзнул так думать, человек, который настолько горд и одинок, что считал себя бессмертным. Я говорила: я одна такая. Я говорила: мне никогда не удастся встретить мужчину или женщину, которые были бы достойны меня. Но я никогда не смела произнести: я бессмертна.