Визит к архивариусу. Исторический роман в двух книгах (IV) - стр. 49

– Володя ласковый в мать,– вставая из-за стола, роняет Мир Джафар.

– Царство ей небесное! – шепчет Женя.

– А есть ли оно? – уткнувшись лбом к холодному стеклу балкона, спрашивает он…

Продолжать разговор в том же ключе уже было нельзя. Он всегда, когда заходила речь о бывшей супруге, замыкался и мрачнел. Надо было как-то отвлечь его. И тут, выручил раздавшийся колокольный звон.

– Да, Джафик, а что Афонька прицепился к храму Александра Невского? – спросила она. – Такая красота в центре города, а он: «Очаг поповщины!.. Сравнять с землей!»… -передразнила Женя.

– Не твоего ума дело! Иди к задачке сына, – грубовато отослал он жену.

– Конечно, его задачка будет полегче, – ядовито бросив, удалилась она.

«Конечно», – вздохнул он, скрываясь в своем домашнем кабинете, где его поджидала толстенная кипа неотложных бумаг.

2.

Ему и в голову не могло прийти, что наутро в храм, где шла служба, ворвется комендантская рота красноармейцев, впереди которой с маузером наголо будет вышагивать полковой командир Афанасий Тюрин.

– Эй, контра в рясе! Хватит завывать! – устрашающе, зычно, приказал он.

– Вы в божьем доме, господин красный командир… – начал было увещевать его священник.

– Не кади, каналья ряженая! – двинув попа рукоятью маузера в переносицу, рыкнул комендант.

– Антихристы! Антихристы явились! – тонко заголосила одна из молящихся баб и, растопырив пальцы, кошкой метнулась на Тюрина.

А вслед за ней, с непонятно откуда вспыхнувшим остервенением и возгласами: «Гони бесово племя!», «Вон из божьих полатей!» – на красноармейцев ринулись и остальные прихожане. Их крики: «Бей антихристов!» – звучали с заражающим призывом, как «Ура!» И на поле боя, неизвестно из каких ходов, повыскакивала церковная челядь. Несколько солдат бросились на выручку вступившему в рукопашную полковому командиру. В ногах от опрокинутых свеч, поставленных во здравие и за упокой, загорелись ковры. Вспыхивающие на них язычки пламени бегали по ногам и, источая удушливую гарь, обволакивали дымом людскую свалку. И тут, перекрывая гвалт, один из красноармейцев, запрыгнув на лавку, где продавались иконки, крестики и свечки, крикнул:

– Рота, отставить! Ко мне! Уходим!

– Я тебе уйду, падло! Дезертир! – отбившись с подоспевшими солдатами от разъяренных женщин и стариков, завопил Тюрин и оттуда, с амвона, от поверженного им протоиерея, выстрелил в сторону взбунтовавшегося ротного.

Отбившие коменданта солдаты, прыгая по разгоравшемуся постаменту, тоже стали палить из своих винтовок. Стреляли куда попало. И витражи, роскошные витражи, с изображениями последней Вечери апостолов, сценами из Ветхого Завета и ликом грустной богоматери, прижимавшей к себе младенца-Христа, оглушительно лопаясь, сыпались на голову искрами пестрого фейерверка. Один из увесистых осколков, с надвое раскроенным ликом Бога-отца, полоснул острием щеку Афанасия и почти до самого тела пропорол его комиссарскую кожанку… Стоявший лицом к нему красноармеец, выпучив глаза, задрав голову, взвыл:

– Кома-а-андира-а у-убили-и-и!

«Как убили, если я вот он?!» – оторопел Тюрин. И только тут увидел, что он весь в крови. Из разверстой на щеке раны, похожей на оскаленную собачью пасть, хлестала кровь. Поднявшийся на ноги протоиерей, оторвав от своей ризы кусок белой парчи и приложив ее к щеке Афанасия, сказал: «Крепче прижми», а сам, вскинув над головой золотой крест, что на тяжелой цепи висел на груди, перекрывая ор, воззвал: