Визит к архивариусу. Исторический роман в двух книгах (IV) - стр. 48

Женское чутье – материя не от мира сего. Именно оно уловило в подруге тщательно скрываемое ею недовольство своим благоверным. Что-то у них не ладилось. Никак не стыковалось. Вроде как у Маяковского «барышня» и «хулиган»… И еще, та и другая, чувствовали напряженность в общении мужчин, объясняя ее себе разницей их статуса. Мир Джафар, как никак, персона. Руководитель ГПУ. А Афанасий всего лишь комендант города…

Как бы там ни было, Женя с Норой были уверены, что они-таки добились своего и между их супругами возникли дружеские отношения. Тут-то их чутьё и подвело. Мужские игры – тайна за семью печатями. Каждый из них играл свою партию. Тюрин находился в предпочтительном положении. Он разыгрывал, а Багиров смотрел за раскладом. Смотрел внимательно. В вынужденных, хотя и редких контактах с ним в семейном кругу, Багирова настораживало два обстоятельства. Он никак не мог забыть характеристик, данных ему Менжинским и Винником, и то, что Афанасий слишком уж рьяно лез ему в душу. Иной раз вроде слона в посудной лавке, требуя от него каких-то откровений. И еще настораживало то, что ему после очередной из встреч с четой Тюриных пришлось услышать от своих домашних.

– Знаешь, Джафэнька, – после того, как они их проводили, сказала Евгения, – насколько Норка теплая, тонкая и открытая, настолько… – она задумалась, подбирая, видимо, точное определение.

– Настолько Афанасий – прямая ей противоположность, – завершил он мысль жены.

– Да. Он неискренен. Твой первенец, то есть,– осеклась она,– наш Володя больше льнет к ней, а от него, словно отбивается. Уворачивается, когда тот пытается погладить его по головке. А дитя – лакмусовая бумажка…

– Дитяти нашему, – жёстко надавив на местоимение «нашему» – уже десятый годок. Кое что, если даже не понимает, то чувствует.

– Он – чужой! – объявившись вдруг на пороге гостиной, подал голос мальчик.

– А ну, марш к себе! Не лезь в разговоры взрослых! – рявкнул Мир Джафар.

– Мам, у меня задачка не получается, – исподлобья глядя на отца, пробухтел он.

– Ступай, сынок. Я подойду, помогу, – пообещала она.

Забежав в свою комнату, он уже оттуда крикнул:

– Все равно он чужой, папа!

– Я сейчас уши тебе надеру! – пригрозил Мир Джафар и, переглянувшись с женой, они прыснули.

– Устами ребенка глаголет истина, – шепнула Евгения.

Она вся светилась.

– Он,– указав глазами на захлопнувшуюся дверь комнаты мальчика,– с недавних пор называет меня не, как раньше, «мама Женя», а «мама»… «мамочка»

– Я заметил.

– Ведь никто не заставлял.

– Что ты хочешь, Женечка, ведь Володя с тобой… – приобняв жену, говорит он, – уже шестой год. Свою маманьку, ушедшую на небеса, конечно же, подзабыл. Ведь ему тогда всего два годика было…

– А недавно, – перебивает Женя,– возвращаюсь с аптеки, а нянечка в дверях, приложив палец к губам, просит меня не шуметь. Берёт за руку и на цыпочках ведёт к полуоткрытой двери детской. А там – идиллия. Джаник сидит на ковре и бросает мячик, в стоявшего в двух шагах от него, Володи. Володя делает вид, что брошенный им мячик сбивает его с ног и валится на пол. Джаник – хохочет… «Только вы ушли, – рассказывала нянечка, – он проснулся. Не увидев вас, разревелся. Чтобы успокоить хочу взять на руки, а он – ни в какую. Отмахивается и ещё пуще прежнего заливается. Будто кто его обидел. И тут в комнату вошёл Володя. «Что расплакался, Джэм?» – эдак, строго, прямо-таки, голосом отца спрашивает он. «Мамочку хочу!» – задрыгал он ножонками. «Мамочку, мамочку…– передразнивает он, и, хлопнув ладошкой себя по груди, говорит: «С тобой же я остался!» И Джаник, не поверите, сразу умолк. Да, что там, он сразу потянулся к нему. Володя взял его на руки, а тот, крепко-крепко обхватил его за шею. И оттуда из-за Володиного плеча выглядывала его счастливая мордашка. И в раз высохли слёзы… Теперь вот играют…»