Визит к архивариусу. Исторический роман в двух книгах (IV) - стр. 40
Они не могут иначе. В этом их роковой порок, в обнимку с которым они идут со дня пришествия. И будет так либо до очередного Вселенского потопа, либо до следующей Всемирной пакости.
Нет! Нет у людей того единого понимания, что делало бы их Человечеством. Они, конечно же, мыслящие. Думающие. Да вот мыслят, судят и чувствуют по-разному и в соответствии этому живут и действуют. Люди – скорее думающий сброд, чем Человечество. Как такового Человечества нет. Нет потому, что нет в нем объединяющей его разумности.
И совершеннейшая ерунда, когда говорят, что есть люди, которые выдерживают пытки. Таких нет! Их вынести невозможно. Разве только в одном случае. Когда тот, кто прежде чем начнет признаваться в том, что было и не было, не испустит дух. Это величайшее избавление. Подарок небес… Но кто бы знал, какая это трагедия для пытальщика.
Если бы Мир Джафару не довелось видеть этого собственными глазами, он никогда и никому бы не поверил, что такое может быть.
Пытальщик Шукурани, по прозвищу Ашуг, в руках которого умер бывший ректор Бакинского университета, скрипел зубами и… плакал. Не от жалости и раскаяния. А от досады и злости… От досады, что перестарался. И от злости к переставшему извиваться и просить пощады распростертому у его ног телу. Оно, что больше всего выводило из себя пытальщика, смотрело на него как на пустое место. И Шукурани, ухватив ректора за уши, исступленно молотил его затылком о кирпичную кладку подвала.
– Вставай, ограш14! Вставай! – требовал он.
Нет, не требовал. Скорее умолял. Умолял не потому, что боялся получить взбучку от начальства. Никто наказывать его не собирался. Он хорошо поработал. Во всем, что нужно было Дому на Набережной, ректор признался. И в том, что он убежденный мусаватист15, и в том, что на деньги, бежавшего из Баку, агента английской разведки создал контрреволюционную террористическую организацию, намеревавшуюся, вооруженным путем, отстранить большевиков от власти, и, что самое важное, в конце представленного ему следователем списка фамилий из 91 человека, под строчкой, выведенной рукой того же следователя – «Вышеупомянутые лица являются членами моей нелегально действующей организации» – он успел выкарябать свою роспись.
Пытальщик поработал на совесть. У него всегда получалось, как надо. Без проколов. При нем любое дохлое дело выстраивалось в ясный, логичный и доказательный сюжет. В конце каждого допросного листа, подтверждающего тот или иной факт, напротив строчки «С моих слов записано: верно» стояли подписи обвиняемых. Следователю оставалось всего лишь заранее составить и отпечатать текст того, в чем допрашиваемый должен был признаться. И всё. Остальное могло происходить без него. Работал один Шукурани. И как работал! Сцены не для слабонервных. И у следаков, по их же признанию, невольно возникала одна и та же страшная мыслишка: «Боже упаси попасться ему в руки»…
Все могло случиться в их конторе.
Как бы там ни было, Ашуг-Шукурани был нарасхват. Для работы, конечно. А так его сторонились. Избегали лишний раз общаться. Возле него было как-то холодновато и пахло, как от эксгумированного трупа, которого обильно полили «Шипром». Правда, на вид ничего отталкивающего в его наружности не было. Не какой-то там громила со скошенным лбом на крохотной головенке. Ничего подобного. Самый что ни на есть ангелочек. Невысокий, щупленький, чернявенький. Кучерявый комочек кротости с пугливыми глазами горной козочки.