Турецкие войны России. Царская армия и балканские народы в XIX столетии - стр. 22

. Соответственно, «верх совершенства военной силы государства» достигался посредством совокупного обладания «европейской армиею и войсками азиатских народов, дабы первою сражаться в полном смысле слова, а последними отнимать у неприятеля способы к пропитанию и к бою». По мнению Давыдова, только России в силу ее географического положения одновременно в Европе и Азии предоставлено обладать «устроеннейшею армиею в свете» и вместе с тем повелевать казаками, которые были «одинаких свойств с Азиатцами, и подобно европейским войскам покорн[ы] начальникам»128.

Рассуждения Давыдова представляли собой яркий пример военного ориентализма, то есть дискурса, в котором стили и практики ведения боевых действий различных неевропейских народов сливались в один «азиатский» тип ведения войны, который описывался как прямая противоположность войны европейского типа129. Очевидно восхищение Давыдова свирепыми, примитивными и экзотическими восточными воинами, так сильно отличавшимися от регулярных, дисциплинированных и одетых в стандартную униформу европейских солдат. Оно свидетельствует о том, что ориентализм как стиль мышления, основанный на бинарных оппозициях между Востоком и Западом, нашел свое выражение не только в произведениях поэтов, писателей и философов, но и в трудах военных130. Давыдов не только четко артикулировал эти контрасты, но и отразил центральную тему специфически русского варианта ориентализма, а именно тезис об особом отношении России к Азии131. За несколько лет до публикации его труда этот тезис был высказан президентом Российской академии наук и будущим министром народного просвещения С. С. Уваровым в его проекте создания Азиатской академии132. Евразийская география России была принципиально важным фактором как для Уварова, так и для Давыдова, и в то же время их утверждения несколько отличались друг от друга. В то время как для Уварова географическое положение России было предпосылкой для развития востоковедения, в рассуждении Давыдова оно уже обеспечило военное превосходство России над европейскими державами, поскольку ни одна из них не обладала одновременно и регулярной армией, и нерегулярной кавалерией «азиатского» типа.

Хорошо известная географическая протяженность России составляла другое ее преимущество перед европейскими нациями в эпоху, когда война перестала быть поединком между полководцами и не сводилась более к бесконечному маневрированию относительно небольших армий или осаде крепостей. Ныне, отмечал Давыдов, «народ или народы восстают против народа; границы поглощаются приливом несметных ополчений и военные действия силою или искусством немедленно переносятся в ту или другую враждующую область». В этих условиях традиционная слабость России, заключавшаяся в ее протяженных и труднозащитимых границах, более чем компенсировалась ее широтой и глубиной, о чем свидетельствовало поражение наполеоновской армии в 1812 году133. Размеры страны сильно затрудняли снабжение вторгающейся армии. Низкая плотность населения и готовность жителей разорить свои собственные жилища и уйти в леса лишали агрессора доступа к местным ресурсам, в то время как «наглые и неутомимые наезды легких войск» прерывали подвоз продовольствия издалека134. Давыдову было хорошо известно неоднозначное отношение многих русских офицеров к партизанской войне и стратегии отступления вглубь страны. Он признавал, что такая стратегия была очень затратной, но настаивал на том, что потеря собственности предпочтительнее потери чести и независимости