Terra nullius. Роман - стр. 14
Первым, что я взяла, были свечи. Мне чудился запах чужой хозяйки, а может быть, и ее смерти, его хотелось накрыть, как накрывают телевизор от пыли. Чем-то тонким и кружевным. Запах хвои скандинавского леса. Запах черничного пирога. Из всех бытовых предметов я всегда предпочитала красивые или приятно пахнущие, нефункциональные. Ни для чего не нужные. Моя мама, передавшая мне по наследству любовь к «Икее», напротив, любила мелкие и функциональные вещи. Например, крючки. Она могла часами перебирать их в руках и разглядывать, один крючок она выбирала после тщательного отбора.
В маленькой комнате контейнерного дома очень не хватает крючков: большую часть комнаты заняли наши нераспакованные чемоданы. Распаковывать их не было смысла, все равно не хватало места в шкафу. Кроме того, мы еще тешили себя надеждой, что мы здесь ненадолго и совсем скоро найдем настоящий дом. Правда, с каждым днем эта надежда истончалась, как много раз окрашенный волос.
«Икея» напоминала симулятор идеальной жизни, каждый желающий мог пожить в скандинавских интерьерах, где вещи не только практичны, но красивы. Полежать в большой кровати, представить себя готовящим еду на новой кухне или принимающим ванную с видом на абстрактную картину. Обособленные комнаты создавали иллюзию принадлежности только тебе; украшенные картинами и фотографиями, они притворялись живыми и застигнутыми врасплох. Я стояла напротив большого синего кресла для чтения книг и не могла оторвать от него взгляд, мне нужно было это кресло прямо сегодня и сейчас. Мне хотелось читать в нем по вечерам, поставить рядом с книжным шкафом и знать, что теперь у меня, как в настоящих домах, есть место для чтения книг. Мы купили его и в придачу самую простую деревянную кровать, дешевый матрас, книжный шкаф и всякие мелочи, из которых на самом деле и состоит дом: плотные шторы, свечи, бокалы, ковры разной формы и фактуры. Сколько дней мы красили комнату? Наверное, достаточно, чтобы запомнить, какая на ощупь стена, породниться с запахом краски и нарастить пуповину с этим местом. В отличие от пуповины при рождении связь с пространством появлялась только как следствие усталости и пота. Когда мы закончили ремонт, мне почти не хотелось выходить из дома, мне нравилось находиться в нем. Вытянутое тело лоджии, напоминающее по форме выброшенного на берег кита, существенно преобразовалось: вместо бесконечной череды разных предметов там теперь стоял старый диван, на котором можно было лежать и читать летом. Чемоданы прижимались друг к другу в белом самодельном шкафу. На стену мы повесили часы с маятником и чеканную картину. В окна стучались тяжелые ветви яблони, от них приятно пахло летом и становилось тревожно осенью, когда длинные пальцы деревьев пустели и покрывались инеем. Голуби и воробьи тщетно пытались раскусить деревянное нутро, их клювы застревали в льду и примерзали к ним на долю секунды. Когда приходили гости, мы часто сидели на этом балконе, сжимаясь от холода или спасаясь от жары. Лоджия была соединена со спальней – моей любимой комнатой. Большая двуспальная кровать с тумбочками вместо прикроватных комодов, в углу справа я поставила любимое синее кресло, рядом с ним стоял белый книжный стеллаж и серая напольная лампа с длинной пружинистой шеей. Я любила читать там книги, периодически на меня усаживалась Кара, и мы читали вместе. Над кроватью я повесила две вещи: картину и четки.