Танец, тело, знание - стр. 7

Новый смысл старого понятия истины позволяет Фуко размышлять о политической функции интеллектуала, который «действует или борется на общем уровне этого режима истины, столь существенного для структур и для функционирования нашего общества. Ведь всегда имеет место сражение „за истину“ или, по крайней мере, „по поводу истины“… вокруг ее статуса, а также вокруг ее политической и экономической роли» (Ibid.). Рекомендации, которые Фуко в последний год жизни давал собратьям-интеллектуалам, заключались не в том, чтобы «освободить истину от всякой системы власти (что было бы просто химерой, поскольку истина сама есть власть), но об отделении власти истины от различных форм гегемонии (общественных, экономических, культурных), внутри которых она действует до сих пор» (Фуко 2002: 208).

Взгляд на истину как свободную от чужих влияний, устанавливающую свой закон перекликается с метафорой «нагой свободы» у поэта Велимира Хлебникова. Его стихотворение «Свобода приходит нагая, / Бросая на сердце цветы» датировано 1915–1922 годами, временем революции в России и движением за «реформу жизни» (Lebensreform), социальные реформы на Западе. Образуется связка «истина – свобода – нагота», которую можно переворачивать и играть с нею. Троп «нагая истина» или троп «нагая свобода» можно перевернуть, заявив обратное: не только свобода, истина и добродетель – нагие, но и нагота добродетельна и истинна. Пример тому – средневековая легенда о Леди Годиве. Супруга графа Ковентри, молившая его уменьшить налоги на подданных, согласилась ради этого пожертвовать свой репутацией и проехать на коне по городу нагой. В поэме Альфреда Теннисона (в переводе Ивана Бунина), Годива

Как прародительница Ева до грехопадения, Годива невинна, ибо облачена в божественную благодать – «одежды славы». В книге «Леди Годива: будущее наготы» (Lady Godiva: The Future of Nakedness, 1928) писатель Джон Лэнгдон-Дэвис сатирически описывал морализм, лицемерие, корысть и, прежде всего, страх, которые привели к странному парадоксу: «естественная» нагота сделалась «неестественным и порочным состоянием человеческого тела», почти преступлением (Barcan 2004: 52). Как и многие его современники, Лэнгдон-Дэвис считал наготу истинным проявлением человечности.

Автор книги «Нагота в искусстве» (The Nude: A Study in Ideal Form, 1956, русский перевод: Кларк 2004) Кеннет Кларк противопоставляет «голизну» (nakedness), тело без одежды, «сырой» исходный материал для художника, – «наготе» (nudity), которая возникает как результат художественной работы с этим материалом. Нагота, таким образом, не предмет искусства, а его форма. Его коллега Джон Бергер считает голизну «отправной точкой», а наготу – «способом видения» (Barcan 2004: 33). Голизна несовершенна и индивидуальна; нагота идеальна и универсальна. Голизна – это природа; нагота, или обнаженность, – культура. Творчество художника лишает голую модель индивидуальных черт, возводит ее в идеал. Нагота покрывает голизну эстетизирующим лоском; она – вид одежды. Похоже, что это различение искусствоведы унаследовали у богословов, когда те противопоставили «райские одежды» наготы, «костюм Адама и Евы» – постыдной голизне прародителей после грехопадения.