Танец, тело, знание - стр. 6

Итак, истина разоблачает и разоблачается. Истине, если она настоящая, не нужны покровы и украшения. Если она действительно истинна, то, чтобы быть признанной, не нуждается в дополнении силой, принуждением, энергией или ограничениями. Истина самодостаточна – сама по себе достаточна для того, чтобы создать свой собственный закон; ее принудительная сила заключена в ее истинности. Она свободна, говорит сама за себя и обладает собственной властью (Lorenzini 2013). По выражению Мишеля Фуко, истина устанавливает свой режим: «Истина сама определяет свой режим, устанавливает закон и обязывает меня. Она истинна, и я подчиняюсь ей» (Фуко 2002: 205–208). Однако она не связывает какими-то обязательствами: может быть только «принуждение неистинного или принуждение и ограничение непроверяемого», потому что истина, если она действительно истинна, скорее, на стороне свободы: она не подчиняет себе, а освобождает и искупает.

Под истиной Фуко подразумевает не «набор истинных вещей, которые необходимо открыть или с которыми надо заставить согласиться», но «совокупность правил, согласно которым мы отделяем истинное от ложного и связываем с истиной особые воздействия власти»: «В обществах, подобных нашему, „политическая экономия“ истины характеризуется пятью исторически важными чертами: „истина“ сосредоточена в форме научного рассуждения в институтах, которые его производят; она подвергается постоянной экономической и политической стимуляции (потребность в истине существует как в нуждах экономического производства, так и ради политической власти); она является объектом бесконечного распространения и потребления в разнообразных формах (поскольку она циркулирует в органах образования или информации, пронизывающих тело общества несмотря на определенные строгие ограничения); она производится и передается не под исключительным, но под господствующим контролем и управлением нескольких крупных политических и экономических институтов (университет, армия, письмо, средства массовой информации); и, наконец, она является ставкой всякого политического спора и всякого общественного противостояния („идеологической“ борьбы)» (Фуко 2002: 205).

Фуко вводит понятие «режим истины» в первой главе книги «Дисциплинировать и наказывать». Говоря о формировании (в рамках новой пенитенциарной системы в XVII–XIX веках) корпуса знаний, техник, «научных» дискурсов, которые стали связаны с практикой власти наказывать, он утверждает, что в этот период возник новый «режим истины». Хотя Фуко говорит о «режиме истины и ошибки», он связывает понятие истины с политическим режимом: в этом контексте «режим» означает определенную власть разделения между истиной и ошибкой (Lorenzini 2013). Концепция «режима истины», считает Даниэль Лоренцини (Ibid.), не просто аналитический или методологический инструмент: она несет в себе критическую силу. С помощью этого понятия Фуко показывает, что мы не обязаны принимать научный или эпистемологический режим истины и, что еще важнее, не обязаны формировать на его основе свою субъективность и свой образ жизни. Напротив, нужно попытаться выбрать другие ценности (они могут не иметь ничего общего с истиной), на основе которых мы могли бы формировать себя. Идея, что истина не оставляет нам выбора, обязательно заставляет нас ее принять и строить свое поведение в соответствии с ней, – крайне опасная этико-политическая ловушка. Фуко помогает увидеть ее и преодолеть.