Сторож брата. Том 1 - стр. 5
– Ты не смеешь меня судить! – кричала она.
Кого он мог судить? Разве что самого себя. Заслужил быть в той же постели, что и акварелист Клапан. Ездил со своей тайной подругой в Брюссель, жил с ней в отелях и смеялся за завтраком; до него и сразу же после него все то же самое делал акварелист Клапан, так же смеялся, ел те же круассаны, что и он, а в постели совершал те же телодвижения. Он подумал, что Путин, которого называют тираном, в сущности, не сделал ему ничего плохого, что он понятия не имеет, что на самом деле произошло на Украине, реальное зло ему принесла постыдная страсть, лысый акварелист и пылкая женщина с толстыми грудями.
Он рассказал обо всем жене – которая и так примерно знала всю историю. Он лгал жене, любовница лгала ему, все сплелось в тяжелый ком вранья и похоти, катить тяжелый ком в гору – невозможно. А жизнь с любовницей – это когда катишь в гору ком вранья.
– Почему ты не забрал меня к себе? – кричала любовница. – Одна помираю в России!
Он подумал, что было бы, если бы забрал, как бы тогда они устроились с Клапаном.
Из дома ушел тут же. Их дом был небольшой, в два этажа, с кухней и крохотной гостиной на ground floor и тремя спаленками наверху. Комнаты узкие, с низкими потолками, обыкновенные британские тесные комнаты, плохо пригодные для жилья. Но жилось им уютно, и, когда жена ранним утром спускалась готовить завтрак, он входил в тесную детскую и смотрел, как мальчики просыпаются, ищут свои носки и майки. Эти утренние минуты он вспоминал чаще всего; хотя порой вспоминал и отели Брюсселя и заливистый смех любовницы. Вещей взял с собой немного; жена помогла собраться. Колледж выделил на месяц одну из тех комнат, что держат для гостей. Заказывать такую комнату надо заранее. Ему, как члену братства, сделали исключение: передвинули чьи-то визиты.
Суета в здании колледжа отвлекала от тоски – уборщики гремели ведрами, драя полы по утрам, бранились со студентами, наступавшими на мокрый пол, – и, хоть это было не похоже на утренний шум его дома, но все же это были приятные звуки. Он спускался к завтраку в студенческую столовую и старался не думать о том, что сейчас мог бы сидеть за завтраком с женой и сыновьями. Потом шел на занятия, рассказывал о средневековой Бургундии, потом на общий ланч, где старался сесть рядом с Теодором Дирксом. Добрый Теодор клал ему руку на плечо и молчал, это помогало. Один лишь раз они вернулись к теме его разрыва с семьей.
– Думаю, я должен жениться на Джудит, – сказал Теодор.
Джудит была студенткой гебраистики, с ней Теодор сожительствовал три года. Жили вместе открыто, но о браке речи не было.
– Ты прав, – ответил он Теодору. – Жениться всегда лучше.
И больше про семью не говорили.
Вечером он регулярно отправлялся на общий пышный обед, за которым не принято говорить о личном. Обсуждают марки вин и колко говорят о политиках, которых фамильярно именуют студенческими прозвищами: половина кабинета министров училась в Оксфорде. Действующего премьера, Бориса Джонсона, называли БоДжо, смеялись над его крашенными в цвет мочи диабетика волосами, но смеялись лениво и добродушно – все же мы члены одной семьи. Знаете ли, как он вел себя в Итоне? БоДжо мастер дебатов, непревзойденный оратор: он дважды в день мог защищать противоположные точки зрения – и всегда блистательно. О, феноменальный талант! Все смеялись. И он смеялся вместе со всеми над занятным характером БоДжо.