Слёзы Индии - стр. 5
В этот момент в зал вошёл молодой ассистент, поздоровался слишком громко, и атмосфера снова стала будничной, но в коротком взгляде Ритики, в её попытке спрятать руки в карманы платья, Санадж уловила не только заботу, но и свой собственный, ещё не оформленный страх. Казалось, что обе они пытались ухватить за хвост невидимую опасность, почувствовать приближение беды до того, как она примет чёткие очертания.
День продолжался, будто ничего не изменилось – обсуждали развеску работ, Ритика убеждала Санадж согласиться на короткое интервью для телевидения, приносила кофе, называла имена гостей, ожидаемых к вечеру. Но в паузах между её словами зияла тишина, хранившая память о той ночи, где никто не танцевал.
Они шли по выставочному залу, останавливались перед картинами, обменивались скупыми замечаниями о новых медиа. Ритика говорила о планах галереи, о фестивале, о своих мелких задачах, но её голос неизменно возвращался к вечеру в «Rasa Svara», к странному мужчине, чьё появление оставило след в воздухе, густом от недосказанности.
– Тот мужчина… – решилась она, остановившись у окна, где улица шумела за стеклом. – Он показался вам знакомым?
Санадж замерла, её пальцы дрогнули, тронув край платка, под которым пряталась находка, жгущая грудь с самого утра.
– Не знаю, – ответила она ровно, скрывая смятение. – Его слова… слишком точные.
Ритика кивнула, её глаза скользнули по лицу Санадж, будто искали трещину в её сдержанности. Солнце за стеклом било в лицо, слепило, размывая черты, и в этой тишине повисли невысказанные вопросы, не находившие выхода.
– Если что-то случится, скажите мне, – тихо повторила Ритика. – Даже ночью. Даже если покажется пустяком.
Санадж слегка улыбнулась, не выдавая ни тревоги, ни тепла:
– Я справлюсь. Но… благодарю за заботу.
Её слова были вежливы, но в них сквозила настороженность. Ритика осталась стоять у окна, а Санадж отвернулась, чувствуя, как груз находки тянет её к земле, к прошлому, к ответам, которых пока не было.
Весь день Санадж провела за рабочим столом – перебирала заметки, смотрела старые фотографии, делала наброски для книги. Её мысли то и дело возвращались к вчерашнему клубу: музыка, голоса, свет, всё будто стало зыбким, нереальным, словно под поверхностью этой ночи жила совсем другая история, готовая вырваться наружу при первом неверном шаге.
Она думала о мужчине, который так странно появился и исчез, о том, почему его голос прозвучал для неё как спасение и как вызов одновременно.
«Я тебя не спрашивал…» – эта фраза казалась ей одновременно обещанием защиты и чем-то большим, чем просто вмешательство случайного гостя. В ней был какой-то свой смысл, свой код, и чем больше она думала, тем меньше могла вычеркнуть его из памяти.
Вечер снова принёс с собой запах жасмина, неуловимый, тревожный, таинственный, он прокрался в комнату, смешался с ароматом бумаги и чернил, с голосами, доносящимися из телевизора, и на миг ей показалось, что она снова слышит тот шёпот, который всегда предшествует переменам.
Она сидела с кулоном в ладони, глядя на него, как на немой вопрос, как на вызов судьбы, которую теперь нельзя отвернуть. В этот вечер она поняла, что даже если больше не встретит этого мужчину, уже ничего не сможет забыть.
В ту ночь Санадж долго не могла заснуть. Гостиничный номер казался ей слишком правильным, слишком чистым, в каждом предмете, в каждой тени было что-то чужое, словно сама комната отказывалась признавать её своей. Она положила кулон на тумбочку, рядом с телефоном, словно боялась, что если оставит его в шкатулке или спрячет в сумку, он исчезнет снова, растворится в темноте, заберёт с собой весь смысл последних дней.