Славный судный день - стр. 20
Марика, зажав рот рукой, смотрела на Диллона. Тот молча прижался к стене, стискивая в руках большой нож, который успел прихватить с кухни.
В общем коридоре нарастал шум, сливаясь с гулом, то и дело доносящимся со всех сторон. Шаги – тяжёлые, шаркающие – остановились будто за дверью моей квартиры. Я замер. Мы втроем почти не дышали. Внезапно тишину прервало тихое настойчивое поскребывание. Пауза. Затем удар – мощный, гулкий, сотрясающий. За ним – другой. И другой.
– Тихо. Оно скоро уйдет, – произнес Лоренц одними только губами.
Лампочка в прихожей мигнула ещё раз и потухла окончательно, оставив нас во власти абсолютной темноты.
***
Одно из первых воспоминаний, которые хранила моя избирательная память – холодная ветреная ночь середины зимы; мне было лет пять-шесть. Мы с отцом и старшим братом вернулись с вечерней прогулки; недалеко от нашего дома тянулся красивый хвойный лес. Деревья мне тогда казались невыносимо высокими, достающими до темно-синих небес. Бурную порожистую реку даже ледяными морозами не сковывал лед. Брат с отцом охотились на лисиц, а я, подняв палку с земли, воображал, будто бегал с луком, преследуя мифического зверя, который оставлял на снегу узорчатые следы. Шумела река. Опускалась синяя ночь. Могучие сосны скрывали тьму леса за своими ветвями… А в доме было тепло. Мороз остался на пороге. Нас окутали запахи еловых веток, сушеных трав и дыма от печи. На специальном столике тлела в глиняной плошке скрутка цветов – подношение Богине Матери. В ту ночь я долго не мог уснуть. Какая-то непонятная тревога не давала мне покоя. Я лежал в кровати в своей мансардной комнате и смотрел наверх, в окна, на черное почти небо и неясные силуэты раскачивающихся деревьев. Ветер завывал меж ними, нашептывая древние тайны. Тихо, чтобы не разбудить остальных, я спустился вниз. В доме все дышало ночным покоем, но в библиотеке, за массивной дверью, горел приглушенный желтый свет. Дедушка сидел за дубовым столом, окруженный книжными стопками. Его очки поблескивали, а в уголках рта притаилась легкая улыбка. Вот забавно, я не помнил черт его лица, но помнил очки и улыбку.
– Не спится? – спросил он, не отрываясь от книги.
Я молчал. Он жестом пригласил меня сесть рядом. За окном все так же бушевала ночь, в которой звезды казались ледяными искрами на чернильном полотне. Дедушка достал плед, накинул мне на плечи.
– Расскажешь мне новую легенду? – попросил я несмело, заглядывая в его заметки, в открытые книжные развороты с причудливыми существами.
– Сегодня я изучаю страшные легенды, Саймон.
– Так я ничего не боюсь!
– Ну, хорошо, – он сделал паузу, глядя в темноту за окном. – Ты слышал когда-нибудь о судном дне? Говорят, он придет воздаянием, когда мы забудем о том, что действительно важно. Когда боги устанут смотреть на человеческую жестокость и откроют бездну, чтобы из нее вышли спящие умертвия. Судный день принесет холодную, бесконечную ночь. Земля станет безмолвной; ни птицы, ни зверя не будет слышно. Только ветер, да стенания и мольбы. Только ветер, да молитвы и проклятия. Люди будут пытаться прятаться в своих домах, но тьма проникнет повсюду. Шепоты станут гулять по земле, как эхо забытых голосов, и их нельзя будет понять, но их можно будет услышать. Некоторые поймут в них предостережение, другие – последние слова тех, кого больше нет.