Прохвост - стр. 5
– И под конец он хочет…застрелиться. Напоказ, перед всеми. А может, не хочет, – Слава выделил голосом «не хочет», словно переступил через препятствие, попавшееся на пути, – но пистолет у него с собой.
Речь Святослава, казалась, полилась ровнее. На лице застыло новое выражение – смесь злости и обречённости. Артём с удивлением смотрел на эти метаморфозы. Внезапно он похолодел. Он понял, зачем Слава рассказывает этот эпизод. Это походило на бред, который казался ещё более невозможным здесь, в тихом ресторанчике в компании, произносящей весёлые тосты и вспоминающей разные забавные истории. То, о чём подумал Артём, моментально наложило какой-то фантасмагорический отпечаток на окружающую обстановку.
– Слава, ты уверен?.. – начал, было, он, но Святослав продолжил, постепенно увеличивая темп и выстреливая словами, словно боялся, что Артём сможет помешать.
–Над ним и его письмом все смеются, а он… он достаёт пистолет и выстреливает себе в висок. Но выстрела нет. Он забыл положить капсюль. Или нарочно это сделал. И опозорился. Перед ними всеми…
– Слава… – громче, но как-то стесняясь, произнёс Артём. У него было чувство, которое возникает, когда нужно сделать что-то непривычное в привычной ситуации. Вроде бы это правильный поступок, и нет других вариантов, но существует мизерный шанс (который кажется в такой момент самым вероятным), что всё это ошибка, и ты просто выставишь себя дураком, и над тобой просто-напросто посмеются или, ещё хуже, промолчат, но за спиной будут слышаться шёпот и насмешки.
– Я – нет, – проговорил Слава, не слушая Артёма, но тому показалось, что Святослав сказал эти два слова именно ему. «Я – нет».
Дальше всё происходило быстро. Слава засунул правую руку во внутренний карман пиджака (он всегда носил пиджак и брюки не по размеру, словно постоянно менял вес то в одну, то в другую сторону) и вынул чёрный предмет, в котором Артём не сразу признал пистолет. Артём раскрыл рот, но вновь это ощущение, что он выставит себя дураком перед всей компанией, сковало горло. Вдруг это какой-то смешной розыгрыш, чтобы скрасить унылый вечер четверга.
Артём видел глаза Славы в этот момент. Они вновь изменились. Теперь в них горела мольба, дикая, необузданная, и готовность сделать всё, что угодно: отдать все свои деньги, украсть пенсию у старушки, убить ребёнка, лишь бы получить контроль над распоясавшимся телом.
Святослав Иванов (главред всегда смеялся над тем, какое благородное и возвышенное имя выбрал для сына отец Святослава при такой-то незатейливой фамилии) приподнял подбородок, упёр ствол в изгиб шеи чуть выше выступающего адамова яблока и, после секундной паузы, нажал на спусковой крючок. В эти мгновения до выстрела Артём успел подумать: «Может, он всё же забыл капсюль».
Раздался оглушительный выстрел, который моментально обрубил все остальные, второстепенные, звуки. Даже музыка, казалось, выключилась сама собой. Святослав с откинутой, словно он внезапно решил посмотреть на потолок, головой опрокинул стул и рухнул на пол. Раздался негромкий, но отчётливый щелчок – это на паркет упал пистолет. Кровь на тёмно-вишнёвом полу мимикрировала, выдавая себя лишь жирным отблеском света люстр.
На несколько секунд всё замерло, словно задетая ваза в точке невозврата. Компания, только что смеявшаяся над историей Максима Максимовича, не издавала ни звука. Лицо Витамин Михалыча, бледнея на глазах, оплывало, словно воск, превращая натуженную улыбку, с которой он слушал непонятный монолог Иванова, в гримасу отвращения. Сам Максим Максимович сидел ровный, как струна, всё ещё держа на своём лице самодовольное и глуповатое выражение, которое он принял после грубого высказывания Славы. Лиза вжалась в Артёма и только тихо не то постанывала, не то попискивала.