Последний кайдан - стр. 29
А мать не любила меня. Она винила меня, говорила, что, если бы я родилась днём раньше, отец не уехал бы на сделку и не умер.
В трудные времена мать продавала коллекцию отца. К счастью, несколько вещей мне сохранить удалось – гребень, похожий на хвост павлина, и колчан стрел с луком, обращаться с которым я научилась быстрее, чем ходить.
Мама не любила меня, наверное, потому, что её не любила её мама. Бабушка бросила трубку, как только узнала, что меня назвали Нацуми. Может, меня назвали так назло ей?
Бабушка не любила отца за то, что он взял фамилию жены. Как она считала, он решил примазаться к древнему роду Ито. Оказалось, ему нужны были только «побрякушки», которыми можно торговать в своей антикварной лавке. Прознав об этом, бабушка велела выкупить обратно всё, что он продал. Тогда отец отправился в Окуру, чтобы вернуть заколку, лук, колчан со стрелами и портрет неизвестной, на котором изображена молодая девушка с чёрной повязкой на глазах. Эти предметы забрала моя мать.
Я не понимала, чем заслужила безразличие матери и проклятия бабушки. Как будто мы не были прокляты и без её нареканий.
Мало того, что мать похоронила мужа и осталась с грудным ребёнком на руках, – из-за меня её уволили. Она работала в продуктовой лавке, опаздывала то на полчаса, то на сорок минут и задерживалась в перерыве, когда никак не могла укачать меня. Когда она принесла люльку и спрятала её под зонтиком на заднем дворе лавки, управляющий прознал об этом, оштрафовал маму, накричал на неё и велел убираться. Кричал он из-за того, что я разбила десяток куриных яиц. Я делала первые шаги и выбралась из люльки. Держась пальцами за сбитые деревяшки ящиков, я задела пару насестов (оказывается, мать спрятала меня в курятнике), и яйца рухнули мне под ноги. Владелец лавки так сильно кричал, что у него лопнул какой-то сосуд в голове.
Нам с мамой пришлось переехать в комнату попроще.
А в мои четыре года жизнь у нас сильно поменялась во второй раз. Я научилась разговаривать и начала говорить такие вещи, за которые получала деревянным прутом по спине.
Началось с того, что я рассказала Кико-сан о том, что деньги у неё не воры украли, а старший сын, и что он мечтает поскорее отправить свою старуху-мать на тот свет. Мама тоже не поверила мне и надавала по спине прутом.
Месяцем позже я наклонилась за гнилой вишней, упавшей с прилавка, и увидела, что из ног Сэцуко-сан торчат металлические штифты. В тот момент их не было, но я точно знала, что они появятся.
– Не сломайте ноги, Сэцуко-сан, – поклонилась я женщине, – берегите здоровье!
Но женщина ответила на моё предупреждение ором:
– Чего ты придумала, полоумная? Ты за своими ногами следи! Вон, больная вся! В пятнах вся выше колен! Ещё и вишню, вишню украла!
– Она гнилая, валялась на земле… – растерялась я, испугавшись, что меня снова ругают, когда я предупреждаю о беде, которую вижу.
– Вот как дам тебе!..
И она погналась за мной, размахивая шваброй.
Она не догнала меня и вернулась к своему ларьку, а спустя два дня, прогоняя какого-то мальчика, подобравшего червивый персик, споткнулась, упала и получила открытые переломы обеих ног.
– Зачем ты вишню украла? – допытывалась мама. – Из-за тебя у Сэцуко-сан сломаны обе ноги! Если бы ты не украла, она бы не побежала за тобой и не споткнулась!