Последний кайдан - стр. 28

Бакэнэко отправился на поиски Мэй, а я, наевшись, набегавшись и устав всматриваться в рисунок, закрыл глаза и провалился в сон, длившийся секунду. Стоило закрыть глаза, как я увидел девушку с синими волосами. Тетива её лука была натянута, а кончик стрелы горел синим пламенем. Она прокричала:

– Меня зовут Нацуми!

И отпустила стрелу. И она ударила мне между глаз.

Ничто не происходит просто так. Особенно в моём мире. Вы и понятия не имеете, как мы относимся к самым обычным вещам, как на них смотрим.

Например, водосток. Какой он в вашем доме? Наверняка это какая-то труба, эмалированная или пластиковая. В моём же доме водостоком служит длинная цепь. И обязательно в ней 83 звена или 57. Эти цифры считаются счастливыми. А вот четвёрки и девятки – нет. Четвёрка для нас ассоциируется со смертью, а девятка – со страданием из-за созвучности и написания.

Это важно запомнить сейчас, до того, как вы узнаете про игру, о которой и мне было неведомо, и о свече с четырьмя фитилями (уже ничего хорошего).

Из-за того, что в детстве со мной происходили странные вещи, всё, чего мне хотелось, – объяснить маме, что я нормальная. Увидеть в её глазах любовь, а не отстранённость и не тоску по умершему мужу, на которого я так похожа.

Дождевые потоки струятся по пятидесяти семи звеньям толстой цепи вниз к каменной бочке. На своём пути они создают особый звук, влажные витки, радостные всхлипы, звонкие подпрыгивания, мелодии, эхо и шёпот.

Они создают Красоту.

В период момидзигари[34] я могу описать лист клёна, используя названия двухсот пятидесяти оттенков цвета, и, если пропущу сквозь свою душу ощущение, что этот лист – часть меня, проживу более ста лет.

А взять мурашки. Как относятся к мурашкам люди? В моей стране даже они несут особый смысл.

Летом проходит праздник поминовения усопших – Обон, – и чтобы охладиться в изнуряющую летнюю жару, наши предки придумали игру. Называется она «Хяку-моногатари кайданкай», или «Сказание ста рассказчиков историй о сверхъестественном». Играя, участники непременно ощущают мурашки и испытывают приятное чувство прохлады.

Не проще ли включить кондиционер или вентилятор? Но пятьсот лет назад не было даже электричества. А с его приходом, спустя триста лет, традиция играть в «Хяку-моногатари» постепенно превратилась в пепел, как рассыпаются крылья ночного мотылька, слишком низко пролетевшего над пламенем ста горящих свечей.

Моё имя – Нацуми, что означает «Лето Красоты». Я родилась в знойный день, когда скрипы сверчков смешивались со стуком гэта[35], корябая сердце матери, проклятой духами, ведь в день моего рождения умер мой отец.

Он подавился едой, и вся его хаори пропиталась запахом мисо. Отец увлекался коллекционированием древних предметов, которым более пятисот лет. В день трагедии он вёл переговоры со своим старым поставщиком и обедал у него в деревне.

По словам хозяина дома, мой отец о чём-то эмоционально высказался и подавился супом мисо. Других объяснений и версий не было. Мать выписалась из роддома и вместе со мной поехала в Окуру, где это случилось. По её воспоминаниям, тело всё ещё лежало на татами.

К её груди была прижата я, застрявшая комком между двух тел – живым материнским и мёртвым отцовским. Запах супа, слёзы матери, слюна и рвотная масса мёртвого отца впитались в меня, и вот поэтому я не люблю мисо.