Полночные тени - стр. 76
Меня грубо подняли, какая-то худая тетка с короткими волосами осмотрела с ног до головы – я оказался совсем голый, – покривилась над кровоподтеками, надавила на некоторые из них.
Затем удовлетворенно кивнула и взмахнула рукой, мол, проваливай.
После чего Ахлоас вручил куль с рубахой, шароварами и потрепанными сапогами и потребовал собираться.
В тот момент меня переполняло торжество от его синяка, черневшем на правой скуле.
Однако радость моя оказалась недолгой: меня вернули в колодец. После жизнь и вовсе стала невыносимой, как в той старой аккаратской поговорке – самонадеянность губит последствиями.
Старик придумал нечто похуже, чем просто держать меня в сырости.
Он будил меня каждое утро на рассвете, выдергивал на божий свет, а затем нагружал самой тяжелой работой.
Мне приходилось таскать тюки, разбирать руины, носить здоровенные булыжники в тачку – и так бесконечно. Руки в первые же дни покрылись синяками и мозолями; спина, непривычная к такой нагрузке, раскалывалась от боли; плечи саднили из-за бесконечных царапин.
А больше всего тяготило молчание. После попытки побега никто в деревне со мной не общался, в том числе и сам Ахлоас, все относились ко мне как к прокаженному и тягловой скотине одновременно.
Однако я всё запоминал, глаза улавливали каждую деталь.
И мне многое удалось узнать о быте и самих нокронговцах. Из-за работы я смог обойти всю деревню вдоль и поперек.
Здесь живут одни старики. Никто моложе пятидесяти мне на глаза не попался. Преимущественно мужчины, женщин насчитал не меньше четырех.
Однако радоваться оказалось нечему: пусть морщины моих хозяев испещряют лица, точно ущелья – высокогорные вершины, все оказались не по годам сильны и выносливы.
Одного взгляда хватало для осознания простой истины: в деревне собрались воины. Никогда еще не встречал столь крепких, мощных и одновременно древних людей.
Их словно вытесали из каменных булыжников, вдохнули в них жизнь – и отпустили на волю.
Нечего было и думать снова бежать. Среди них много охотников и следопытов.
Один раз я даже застал, как Ахлоас, полуголый по пояс, тренировался с мечом. Некоторые молодые неспособны так управляться с клинком, как он: оружие в его руках жило само по себе.
А сам старик – боги, да какой он «старик»! – изгибался точно гремучая змея перед атакой. Его суставы принадлежали молодому: он прыгал, вертелся и кружил.
Танец смерти, выверенный, страшный и… обыденный.
В те мгновения я убедил себя в том, что он вообще не человек.
Впрочем, удивляться мне долго не дали – и вновь завалили работой. Увидев меня, Ахлоас прервал тренировку, кивнул в сторону горы острого щебня возле своей хаты и велел эту гору перетащить на тележке из одного конца деревни в другой.
После тяжелого дня я буквально сам лез в колодец, где растягивался на циновке и тут же проваливался в черное забытье без сновидений.
Время летело, утро сменялось ночью, привычный распорядок сохранялся с раздражающей точностью: разминка, завтрак, поручения, обед, поручения, короткий отдых, поручения, ужин, прогулка по двору, колодец, сон.
Из раза в раз, из раза в раз.
И я сумел сделать еще два вывода.
Первый: кроме меня, в деревне не было илотов. Я единственный, кто выполнял грязную и монотонную работу, хотя местные и не гнушались запачкать одежду.