Полночные тени - стр. 77
Второй вывод: в слово «илот» Ахлоас и другие вкладывали иной смысл, чем просто бесправный «раб».
Однажды прямо в центре деревни я перевернул тачку с кирпичами, некоторые из них растрескались, некоторые – разбились, больше непригодные для стройки.
Это заметил Вайрат, бугай, грозный на вид, всегда носящий здоровенный двуручный меч за спиной. По его лицу никогда не получается прочитать, о чем он думает, всегда кажется, будто он сейчас раскроет твою голову о стену. Его брови нахмурены, уголки губ опущены вниз, во взгляде – серая холодность.
Я был уверен тогда, что меня накажут.
Высекут.
Или изобьют до полусмерти.
Или запрут на месяцы в колодце.
Или перестанут кормить.
Или…
Вайрат просто подошел ко мне и помог затащить уцелевшие кирпичи в тачку. Даже слова дурного не сказал.
Когда я, весь бледный и испуганный, спросил, какая кара меня ждет, он сказал: «никакая, бить тебя или измываться над тобой нельзя. Ты илот. Неприятности с каждым случаются».
Тогда у меня в сердце затеплилась надежда вновь обрести свободу…
(2)
Мы вошли в лес.
Стоило перейти невидимую границу, отделяющую нас от деревни, как сердце болезненно сжало. В животе разлился холод, по спине побежали мурашки. Ноги одеревенели, стали тяжелыми, чужими.
Я поправил лямку сумки на плече, сжал губы, стараясь изо всех сил не задать очевидный вопрос – зачем мы сюда пошли?
Ахлоас идёт впереди, даже не оборачиваясь; его двуручный меч в ножнах покачивается на спине из стороны в сторону, размеренно, будто маятник.
Под нашими сапогами хрустят ветки, шуршит листва. В нос бьют запахи сырой прелой земли, смолы и какой-то гнили. Раскидистые ветви изуродованных дубов скрывают от нас небо, отчего всюду царство сумрака.
Взгляд падает на стволы, кусты, норы в земле – и всюду воображение подкидывает пугающие образы чудовищ.
– Запоминай происходящее, – вдруг сказал Ахлоас. – Именно сюда ты намеревался сбежать.
– Я могу задать вопрос?
– Валяй.
– Ты собираешься меня убить?
– С чего вдруг? Уже коленки трясутся? Смотри, не наложи в штаны – придется вести тебя к ручью, чтобы дать возможность отмыться. – Он хохотнул, но даже не обернулся ко мне. – Мозгами пораскинь: у нас с собой мешок с едой, запасы воды, теплые вещи, одеяла… Если бы я хотел насадить тебя на меч, сделал бы в деревне.
– Тогда зачем мы сюда пошли?
– Расслабиться, уединиться с природой, послушать пение птичек да погладить мох.
– Я… Хорошо…
– А скажи, сколько времени ты уже проторчал в колодце?
– Я не считал.
– Ой да хватит уже выдирать из жопы шерсть! Ответь на вопрос.
– А иначе что? – съехидничал я. – Изобьешь до полусмерти?
– Жакерас, я исполню твою мечту: оставлю тебя в этом лесу. Но, поверь, тебе совсем не понравится. В одиночестве ты будешь хныкать и звать мамочку. А мамочка не придет.
– Месяц, – сказал я.
– Что?
– Я провел в деревне уже месяц.
– Тогда где твоя гильдия? Почему никто не пришел тебя спасать? А я отвечу, чтобы тебе не пришлось попусту сотрясать воздух: в Нокронг ни один здравомыслящий человек не сунется. Сюда приезжают умирать. Пропадаешь здесь – и весь мир сделает вид, будто тебя не существовало.
– Предлагаешь смириться?
– Предлагаю добиться свободы, – сказал Ахлоас. – Довольно просто, как видишь.
Я задумался над его словами, прикидывая, есть ли тут скрытая западня.
Бывали в моей жизни ситуации, когда приходилось сталкиваться с настоящими убийцами – с таким типом, которые игрались с жертвой, давали ей расслабиться, успокаивали, подбадривали.