Первый реактор Курчатова - стр. 2
Они сели за маленький столик у окна. Лена повесила халат на спинку стула и подалась вперёд. Локти на стол, глаза блестят – живая, внимательная.
– Ну? – спросила она с лёгкой иронией.
Ник взял чашку, покрутил её в руках, наблюдая, как тёмная жидкость отражает свет лампочки над столом. Сердце билось в висках, пальцы дрожали едва заметно. Он выдохнул, но слова застряли в горле.
– Ты как будто школьник перед признанием, – рассмеялась Лена. – Что, жениться опять зовёшь?
Он усмехнулся, но смех вышел натянутым.
– Нет. Но разговор не легче.
Она откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди и приподняла бровь.
– Интригуешь. Давай, Ник, выкладывай уже.
Он сделал глоток кофе, обжёгся, и всё равно медлил. Внутри всё крутилось: если скажу, я рискую потерять её. Если промолчу, то потеряю шанс всей жизни.
– Лена, – начал он наконец, осторожно ставя чашку на блюдце. – У меня есть предложение. Рабочее. Очень серьёзное.
Она чуть наклонила голову, её волосы скользнули по плечу, в глазах появился интерес.
– О, ну теперь звучит так, будто ты собираешься продать душу дьяволу.
– Почти, – попытался улыбнуться он, но улыбка не вышла. – Курчатов.
Слово прозвучало, как выстрел. Коротко, сухо. Она не моргнула, только прищурилась.
– Там станция, – продолжил Ник. – И не просто станция. Контракт через Министерство. Такие деньги ядерщикам больше нигде не платят. Своя квартира. Без ипотеки. Без съёмного жилья.
Он говорил быстро, будто боялся, что собьётся и потеряет решимость.
– Это возможность, Лен. Мы вырвемся. Там зарплаты такие, что через пару лет можем позволить себе всё. А потом… потом вернёмся, если захочешь.
Лена молча водила пальцем по ободку чашки. Ник видел, что она слушает внимательно, серьёзно. И чем дольше она молчала, тем сильнее стягивало его грудь.
– Я знаю, ты любишь Питер, – добавил он тише. – Но это шанс, от которого нельзя отказаться.
Он замер, ожидая бурю возражений.
Лена молчала ещё несколько секунд, и Ник уже приготовился к её привычному «нет»: с аргументами, с эмоциями, с тонкой иронией, которой она всегда умела ставить точку в споре. Но вместо этого она вдруг рассмеялась. Легко, звонко, как будто он сказал что-то незначительное, вроде «давай завтра поедим мороженое на Дворцовой».
– Курчатов? – переспросила она, и в её голосе не было ни насмешки, ни упрёка. – Ну что ж. Ради тебя – хоть на край света. Хоть в Курчатов.
И улыбнулась. Той самой, цветущей улыбкой, от которой он влюбился в неё когда-то окончательно и бесповоротно.
Ник остолбенел.
– Ты… согласна? Вот так просто?
Она махнула рукой, будто отгоняла комара.
– Конечно. Ты ведь хочешь этого.
Он смотрел на неё, не веря своим ушам. Он ожидал долгих разговоров, ссор, разрывов и примирений. Он готовился к битве за их будущее. А получил лёгкость.
И эта лёгкость внезапно кольнула его тревогой.
– Подожди, – Ник подался вперёд, не сводя с неё глаз. – Ты так быстро согласилась? Без вопросов?
Лена отхлебнула кофе, поставила чашку на блюдце и улыбнулась снова – спокойно, почти безразлично.
– А зачем тянуть? Ты хочешь. У тебя глаза горят, когда ты говоришь об этом. Значит, надо ехать.
Она говорила уверенно, как будто решение давно уже созрело внутри неё, задолго до сегодняшнего разговора.
Ник уставился на свои руки. Внутри смешались облегчение и тревога. Облегчение – потому что спорить не пришлось. Тревога – потому что это было слишком легко. Он знал Лену: она любила Питер до дрожи, она могла часами рассказывать о каждом доме, о каждом мосте. Она никогда не соглашалась вот так, сразу.