Первый реактор Курчатова - стр. 1

10 марта 2016 года

За высоким стеклянным фасадом сиял свет – белый, холодный, стерильный. Здание лаборатории возвышалось среди питерских кварталов, как корабль будущего, приземлившийся посреди города прошлого. Гладкие панели, отражающие небо, глухие линии металла, никакой лишней детали.

Проходная напоминала терминал аэропорта. Сканеры, камеры с распознаванием лиц, рамки, от которых веяло чем-то военным и холодным. Здесь каждая пылинка знала своё место. Здесь лишний вдох мог вызвать подозрение.

Ник стоял у шлагбаума, наблюдая, как мимо проезжали чёрные машины без номеров, и думал: все эти небоскрёбы «Газпрома» и «Яндекса» просто смехотворны. Тут играли по другим правилам, и ставки были выше, чем у любой корпорации.

Охранник в форме с нашивкой не спускал глаз с планшета, где мигали зелёные и красные индикаторы. Его слова прозвучали так же механически, как гул турбин за забором:

– Дальше нельзя. Для гражданских проход закрыт.

Ник даже не пытался спорить. Он чувствовал себя человеком, стоящим на пороге другого мира, – стерильного, мощного, недосягаемого. Его мир – рабочие чертежи, схемы, разговоры с коллегами на АЭС – выглядел детским конструктором рядом с этой безупречной машиной.

Он ждал. В груди тревога, на лице – сдержанное спокойствие. Но в голове крутилось одно: как сказать ей? Как объяснить, что придётся оставить всё это?

И вдруг она появилась.

Лена.

Лёгкая походка, белый халат, на плече папка с логотипом, который сам по себе стоил больше, чем квартира в центре. Она шла уверенно, будто за ней не лаборатория, а целая армия. И всё же, когда заметила Ника, строгость мгновенно слетела: шаг стал быстрее, взгляд – живее. Она словно сняла с себя этот бронежилет из секретности и процедур.

Ник почувствовал, как напрягшиеся мышцы разжались.

– Пойдём, – сказал он негромко, когда она подошла ближе. – В кафе, возле канала. Я хочу кое-что рассказать.

Лена улыбнулась – ярко, искренне, так, что стало светлее даже на фоне стерильных прожекторов лаборатории.

– Ну вот. Я знала, что ты что-то задумал.

Она вышла за шлагбаум, и мир вокруг будто стал мягче. Всё это стекло и металл, сканеры и рамки, строгие лица охранников – растворились в её походке. Лена сбросила с плеча папку, перекинула халат через руку и вздохнула, словно сняла лишний груз.

Теперь перед Ником была не сотрудница сверхсекретной лаборатории, а та самая женщина, с которой он когда-то гулял по Невскому до рассвета, спорил о книгах и ловил её звонкий смех в арках старых дворов.

– Ты специально стоял так, чтобы я тебя сразу заметила, – сказала она, глядя в упор, и в её голосе прозвучала лёгкая насмешка.

Ник улыбнулся краем губ.

– Хотелось, чтобы ты вышла ко мне, а не к охране.

– Везёт тебе, – ответила она, поправив выбившуюся прядь. – У нас внутри всё настолько стерильно, что даже дышать разрешают только по графику. Вот выхожу, и сразу другой воздух.

Он смотрел на неё, и сердце билось быстрее. Её глаза блестели, губы тронула едва заметная улыбка – та самая, из-за которой он вечно сбивался с мысли.

– Пойдём куда-нибудь, где потише, – сказал Ник.

Лена прищурилась, будто угадывала его намерение.

– О, это звучит как серьёзный разговор. Ты ведь что-то задумал.

Она шагнула к нему ближе, и на секунду Ник уловил запах – лёгкий, свежий, никак не похожий на бездушный аромат лабораторных коридоров. И понял: если сейчас не начнёт говорить, то утонет в её взгляде и снова отложит всё «на потом».

– Да, разговор серьезный, – сказал он. – Но сначала кофе.

И они пошли вместе, оставив позади сияющую крепость науки, от которой веяло будущим. И еще чем-то бездушным.

– Смотри, – сказала она, показывая на дом напротив. – Здесь в девятнадцатом веке жил архитектор Стасов. Видишь окна второго этажа? Он специально сделал их выше остальных, чтобы свет падал правильным углом на мольберты.

Она шла быстро, почти вприпрыжку, ловя ритм города, а Ник едва успевал поворачивать голову туда, куда она показывала.

– А вот этот особняк, – продолжала Лена, – в советское время превратили в коммуналку. Представь: парадная с мраморной лестницей, и рядом кухня с трёхлитровыми банками на подоконнике. Я читала воспоминания одной женщины, они с мужем жили здесь в комнате двенадцать метров.

Ник слушал, и у него внутри смешивалось два чувства: гордость и страх. Она говорила легко, свободно, глаза её светились, и он видел – Петербург был её стихией. Этот город дышал ею, а она – им.

Как я скажу ей, что надо всё это оставить? – мелькнуло у него в голове.

Но Лена, словно почувствовав его сомнения, вдруг повернулась к нему и улыбнулась:

– Ты молчишь. Значит, всё серьёзно. Ну ладно. Сначала кофе. А потом выкладывай.

Она взяла его под руку, и они свернули к кафе, которое пряталось в старом доме с облупленной лепниной и тяжёлой деревянной дверью. Внутри пахло кофе, корицей и старым деревом. Сквозь узкие окна открывался вид на канал, где отражались фонари и медленно плыли чайки, потерявшиеся в сумерках.