Осень одиночества - стр. 23
Несмотря на продвижение германской армии к Парижу, переправа через Ла-Манш работала как ни в чем не бывало.
– Я купил палубный билет и вуаля, – журналист щелкнул ухоженными пальцами. – К вечеру я распивал ваш чай в Дувре, месье Гренвилл.
Журналист показался Сабурову человеком того же толка, что и покойный граф Шрусбери, однако Максим Михайлович напомнил себе, что первое впечатление может оказаться обманчивым.
– Хотя за дамами он не ухаживал, – сыщик потер крепкий подбородок. – По крайней мере, не на том обеде.
Сабуров считал, что ведомству мистера Брауна следовало бы заинтересоваться немецким гостем мистера Синга. Газетные статьи называли герра доктора Фридриха Зонненшайна enfant terrible немецкой индустрии и науки. Сын рурского шахтера, Зонненшайн в десять лет перебирал уголь, в четырнадцать – спустился в забой, а в двадцать пять он защитил докторат по геологии в университете Гейдельберга.
– Его идеи о строении Земли – либо пророчество, либо безумие, – пробормотал Сабуров. – Встречи с ним и с сэром Маккарти придется подождать, а вот журналисту и актеру я могу назначить рандеву прямо сейчас.
Погладив мирно сопящего на диване Тоби, он отправился чистить зубы.
Пожилой официант в безукоризненном фраке наклонил над хрустальным бокалом Сабурова бутылку бордо. Война на континенте нисколько не затронула лондонские гастрономические лавки и рестораны, все так же предлагающие патронам французские деликатесы.
За бархатными гардинами клуба «Гаррик» шумело полуденное торжище Ковент—Гардена, но в сумрачном ресторане царила почти благоговейная тишина. Обтянутые шелковыми обоями стены завесили портретами знаменитых актеров былых времен и обрамленными театральными афишами.
Сначала Максим Михайлович хотел встретиться с мистером Ирвингом в «Реформ—клубе», однако в ответном письме актер предложил пообедать в «Гаррике».
– Как член правления, я могу воспользоваться отдельным кабинетом, – сообщил мистер Ирвинг. – Предполагаю, что наш разговор имеет приватный характер.
Сплетни в театральных кругах, разлетались быстрее ветра. Перед Пасхой Сабурова вызвали в Эксетер, где за кулисами театра обнаружили труп молодой актрисы, повесившейся в гримерке прямо в средневековом наряде Джульетты. Расследование трагической смерти мисс Хантер привело Сабурова на порог поместья Киллертон, принадлежащего одной из самых богатых и знатных семей Девона.
Доведение до самоубийства пока не считалось преступлением, да Сабуров и не смог бы ничего доказать суду. Бедную мисс Хантер все же похоронили в церковной ограде. Каноник собора в Эксетере учился у покойного родственника Максима Михайловича, преподобного Томаса Гренвилла и не отказал в просьбе его племяннику. Сабуров упирал на то, что мисс Хантер, сирота, претерпела достаточно горестей в своей короткой жизни.
– Не отказывайте ей в христианском погребении, ваше преподобие, – подытожил Сабуров. – Мисс Хантер наложила на себя руки, однако церковь всегда была милостива к грешникам.
Он ожидал одиноких похорон со служкой и причетником, однако в Экзетер все же приехали и лондонские друзья актрисы.
– Я помню вас с погребения несчастной Иды Хантер, – мистер Ирвинг отпил вина. – У меня хорошая память на лица, мистер Гренвилл, что полезно для актера. Мы все время в кого-то преображаемся.