О воле в природе - стр. 7
Кого не любят, тем мало занимаются. Поэтому следствием антипатии к Канту является невероятное незнание его учений, образцы которого подчас попадаются мне, – и я не верю тогда собственным глазам. Вот несколько примеров. Прежде всего – штука прямо из кунсткамеры, хоть ей и минуло уже несколько лет от роду. В «Антропологии и психологии» профессора Михелета на стр. 444 категорический императив Канта приводится в следующем виде: «Ты должен, потому что ты можешь». Это не описка: в своей «Истории развития новейшей немецкой философии», изданной спустя три года, автор дает на стр. 38 точно такое же определение. Таким образом, не говоря уже о том, что Михелет, по-видимому, изучал кантовскую философию по эпиграммам Шиллера, он перевернул ее вверх ногами, выставил тезис, противоположный знаменитому кантовскому аргументу, и выказал полное отсутствие самого отдаленного понятия о том, что́ Кант хотел сказать постулатом свободы на почве своего категорического императива. Мне неизвестно, чтобы кто-либо из коллег Михелета уличил его в этом невежестве, – нет, hanc veniam damus, petimusque vicissim[13]. – А вот и еще совсем свежий факт. Указанный выше, в примечании, рецензент книги Эрштеда, заглавие которой заглавию моей книги, к сожалению, суждено было быть восприемником, наталкивается в ней на следующее положение: «Тела представляют собою наполненные силой пространства»; оно для рецензента ново, и не догадываясь, что он имеет пред собою известный всему миру тезис Канта, Рейхлин-Мельдегг принимает его за собственное парадоксальное мнение Эрштеда и потому храбро, упорно и многократно полемизирует с ним в обеих своих, разделенных промежутком в три года, рецензиях; аргументы он употребляет в таком роде: «Сила не может наполнять пространства без чего-нибудь вещественного, материи»; а тремя годами позднее он говорит: «Сила в пространстве не составляет еще вещи: необходимо существование вещества, материи, для того чтобы сила могла наполнить пространство… Это наполнение без вещества невозможно. Одна только сила никогда не наполнит пространства. Должна существовать материя, для того чтобы она наполнила пространство». – Браво! Мой сапожник аргументировал бы таким же точно образом>14. Когда я встретил подобные specimena eruditionis[14], мною овладело сомнение, не был ли я выше несправедлив к этому человеку, причислив его к тем, кто думает подкопаться под Канта, причем я, конечно, имел в виду следующие слова его: «Пространство являет собою только отношение сосуществования вещей»; I глава, стр. 899 и далее стр. 908: «Пространство являет собою отношение, в котором находятся между собою вещи, – сосуществование вещей. Это сосуществование перестает быть понятием, когда прекращается понятие материи». Но ведь я, пожалуй, неправ: мог же он, наконец, выставить эти положения и в совершенной невинности, одинаково не зная ни «трансцендентальной эстетики», ни «Метафизических основоначал естествознания». Правда, это было бы слишком сильно для профессора философии. Но в настоящее время надо быть готовым ко всему. Ибо знание критической философии вымерло, несмотря на то что она представляет собою последнюю по времени истинную философию и притом учение, создавшее революцию и мировую эпоху не только в области всяческих философских изысканий, но и в человеческом знании и мышлении вообще. Так как, следовательно, ею опрокинуты все прежние системы, то в настоящее время, когда знакомство с нею вымерло, философские исследования совершаются главным образом уже не на основе учений кого-либо из выдающихся умов, а являются простым переливанием из пустого в порожнее и в основе своей имеют заурядное образование и катехизис. Впрочем, спугнутые мною профессора, быть может, снова примутся за произведения