Наследники скорби - стр. 7

Тамир не заметил, какой жути, сам того не желая, нагнал на паренька и продолжил:

– Как от старосты вернёшься, весь дом – от крыльца до о́хлупня[9] – отмоешь. И не приведи Хранители хоть вершок пропустить. Впредь будешь держать всё в чистоте, а за отцом моим ходить, как за родным. Одряхлел он, но на закате дней жить будет как человек, а не как свинья в хлеву. В баню води каждую седмицу. Стирай. Хлёбово готовь. Да покуда он в разуме, проси, чтобы ремесло передал. Как помрёт, дом и пекарня тебе отойдут. Посаднику скажу завтра. Но заруби на носу: узнаю, что слово худое отцу моему сказал, обворовал или хоть на оборот кончину его приблизил – живьём в землю зарою.

Обмирающий Яська кивал.

– Понял хоть, что я сказал-то? – беззлобно усмехнулся колдун.

Парнишка замер, соображая, а затем округлил глаза. До него лишь теперь дошло, что Тамир уступил ему, сироте, родовое ремес-ло вкупе со всем родительским добром.

– Как же так, господин? Коли мне всё достанется, что ты наследовать будешь? – пролепетал Ясень.

– Я всё, что надо, унаследовал: кровь и плоть их, да дар свой. Лишнего мне не надобно, а необходимое в перемётных сумах уместится. Если ещё вдруг сюда наведаюсь, думаю, отыщешь мне в доме лавку и куском хлеба не обнесёшь. Ну, а коли обнесёшь, так и я забуду, что тебе обещал. И сотоварищи мои не вспомнят. – Он усмехнулся и, больше не говоря ни слова, отправился в избу спать.

Яська, наступая ему на пятки, потрусил следом. Первый раз в жизни оказался он ночью вне стен дома, оттого и поджилки тряс-лись. Не-е-ет, о свалившемся на голову богатстве лучше в тепле под одеялом думать. Правда, поперёд мечтаний ещё вспомнить надобно, как матушка дом прибирала. Труд-то завтра немалый предстоит…

Утром Тамир сварил похлёбку из ячменя, мяса и чеснока. По избе плыл дивный дух. Даже Строк, обычно со стариковским равнодушием садившийся за стол, и тот оживился и поел в охотку.

Едва Яська облизал ложку, обережник посмотрел на него со значением. Парнишку из избы словно ветром сдуло. Только дверь хлопнула.

– Куда это он? – изумился Строк.

– За Хлюдом. Потолковать мне с ним надо.

Отец приосанился и важно огладил бороду. Родительское сердце исполнилось гордостью за сына. Сам посадник к нему явится! Жаль, Млава не дожила. Украдкой смахнув слезу, Строк со вздохом посмотрел на Тамира. А может и к лучшему, что мать не видит его? Сколько раз блазнилось отцу, как возвращается сын, входит в дом, обнимает его. Ждал сына родного. А приехал мужик чужой. От Яськи нет-нет да услышишь слово ласковое. А этот вон молчит, будто камень. А ежели чего и скажет, словно крапивой стеганёт. Злая наука стесала с приветливого улыбчивого паренька всю радость.

Когда посадник постучался в дом, старый хлебопёк уже начал подрёмывать, убаюканный тишиной и собственными путаными мыслями.

Хлюд стоял в дверях принаряженный: в новых портах, в хрустящей от чистоты рубахе и скрипящих сапогах. Городской голова отыскал глазами сидящего под воронцо́м[10] колдуна, поклонился в пояс и степенно произнёс:

– Мира в дому.

– Мира, – отозвался наузник, поднимаясь.

Хлюд неловко переминался с ноги на ногу, поджимал растёртые тесными сапогами пальцы, а в душе клял жену, заставившую его надеть обнову, но испросить позволения сесть не решался.