Наследники скорби - стр. 40
Она запросто говорила взрослые речи и взрослые слова, не понимая, впрочем, их смысла. А её собеседнице как раз всё было ясно. Остановился как-то крефф у пригожей вдовушки на несколько ночей. Эка невидаль! А вдовушка прижила младенчика. Дело тоже, по чести сказать, не диковинное. Другое чудно́, что крефф, когда сызнова в весь попал, опять к вдовушке наведался и, увидев мальчонку, не сгинул вместе с утренним туманом прочь, а остался.
Теперь Лесане многое стало ясно. Как сделалась ясна и обида Клёны, жалевшей мать и не сумевшей принять отчима. Девочка любила брата, хотела ему и себе настоящего отца, опору и защитника, а не такого, который дома бывает наездами.
Домой воротились к полудню, как раз к пробуждению креффа и обещанным блинам. Дарина слишком долго и старательно восхищалась всего-то двум принесённым туескам клюквы. Лесана поняла: мать делает всё, чтобы дочь не чувствовала себя лишней или обделённой лаской. Потому-то Клёне досталось немало похвал и ни одного попрёка. Но, справедливости ради, попрёков она и не заслуживала, уж очень серьёзной и основательной была.
Эльхит при отце вёл себя смирно, а Клёна со степенным достоинством старалась быть приветливой и покладистой, но всё одно казалась суровой. Нет, ревности в сердце девочки не было. Но досада на Клесха, хоть и тщательно скрываемая, жила у неё в душе. И Лесана знала: крефф прекрасно всё понимает.
Они пробыли в веси седмицу. Отоспались, отъелись. Наставник всякий свободный оборот проводил с сыном. Им было интересно друг с другом. Клесх вовсе не тяготился непоседливым мальчуганом, которого видел довольно редко и который мог бы сильно его утомлять.
Лесане крефф дал полную свободу, ни в чём её не стеснял и ничего не требовал. Словно не было в их жизни Цитадели. Словно оба были обычными людьми, волею обстоятельств вынужденными путешествовать и отдыхать вместе.
Уезжали они ранним утром. Клёна была весела и разговорчива. Вот только, глядя на Лесану, грустнела. Они подружились. Настолько, насколько могли подружиться простодушная девочка с угрюмой девкой-воем.
Лесана боялась проводов, думала, что Дарина начнёт плакать, а в воздухе будет витать горькое предвестие разлуки. Нет. Хозяйка собрала обережникам снеди в дорогу, наставляя Клесха, что, как и в какой черёд следует есть, чтобы не испортилось. Она хлопотала, суетилась, забывая то одно, то другое, смеялась над собой и награждала лёгкими подзатыльниками лезущего со всех сторон разом Эльху.
Когда поклажа была собрана, а кони осёдланы и взнузданы, пришёл черёд прощаться. Эльхит вдруг бесславно разревелся, размазывая по щекам слёзы. Мигом посуровевшая Клёна увела его в избу, на прощание помахав Лесане и отчиму рукой.
Дарина не проронила ни слезинки, не висла на шее, не причитала, не уговаривала, только обняла мужа перед воротами и сказала:
– Ты девочку береги, не обижай.
– Её обидишь… – Клесх отмахнулся, рывком забросил себя в седло. Потом свесился, крепко поцеловал жену и произнёс: – Теперь к концу ве́треня жди. Не раньше.
Она с улыбкой кивнула.
– Хоть к концу ве́треня, хоть к началу студенника́. Езжай уж, а то смеркается…
Обережник усмехнулся и направил коня со двора.
– Лесана, ты сердца не держи на него[24], – обернувшись к девушке, сказала вовсе неожиданное Дарина.