Наследники скорби - стр. 4
Строк закивал.
– Застудилась да в три дня сгорела от лихоманки. Я уж и целителя звал, да только он руками развёл, мол, от старости и тоски припарок не придумано.
– Обряд-то по уму провели? Не поднялась? – хмуро спросил колдун, шагнув в тёмную, душно натопленную избу.
– Не поднялась, что ты. – Отец замахал руками. – Из сторожевой тройки колдун отчитывал. Нам же прошлой весной нового чароплёта урядили.
– Наузника, – поправил Тамир.
– Да, да, – торопливо согласился отец.
– Схожу на жальник, проверю, как отчитал, – отозвался колдун, не доверявший никому, кроме себя, и повернулся к застывшему в стороне оробевшему пареньку. – Нечего столбом верстовым стоять. Коня расседлай да сумы перемётные в избу занеси.
Мальчишка мигом ожил, поклонился и убежал, только пятки замелькали. Старый хлебопёк метнул на сына удивлённый взгляд. Не думал Строк, что его Тамир, допрежь такой робкий, сможет когда-либо говорить столь властно. Но слышалось, что привычка приказывать давно и прочно прижилась в его низком негромком голосе.
Отец растерянно глядел на возмужавшего наследника, а видел пред собой чужина. Если бы в облике этого сурового незнакомца не угадывались черты почившей жены, Строк и вовсе усомнился бы в своём с ним родстве.
– Скажи: есть ли у тебя нужда какая? – тем временем спросил сын.
Старик виновато ссутулился, подумав, будто Тамир хочет упрекнуть его, и залопотал:
– Ты уж прости, родной, нет у нас уюта прежнего. Млава как умерла, так и опустела изба без хозяйки. Не серчай…
Он обвёл рукой горницу, словно прося прощения у наследника за столь убогое убранство.
Обережник проследил за движением сухой ладони. Изба как изба. При матери, знамо дело, и тканки на скамьях чище были, и полы выскоблены так, что глаза слепило. Но в остальном ничего не изменилось: знакомые с детства сундуки, ткацкий стан в углу, прялка с куделью. Всё так же, как пять вёсен назад, лишь побледнело, постарело и словно осиротело без хозяйки. Да и пахло нынче в доме не стряпней и чистотой, а дымом и пылью. Тамир покачал головой. Заметив это, отец зачастил:
– Как доехал, сынок? Может, баньку натопить?
Скрипнула дверь. В горницу вошёл с перемётными сумами на плече давешний мальчишка.
– Это кто? – словно не слыша отца, спросил наузник и кивнул в сторону паренька.
– Дак Яська, – испугался Строк. – Ты его помнить должен: то матушки твоей се́стрич[6]. Родня его по зиме сгибла: в печи камень обвалился, дым в избу пошёл, угорели все от мала до велика. Он один уцелел, да и то потому, что накануне у нас загостился да заночевал. Я и приютил горемыку. Ни кола ни двора у него. Хозяйство немудрёное всё на оплату обряда ушло: шутка ли, девять душ разом упокоить! Так что оба мы с ним, выходит, сироты.
– А ну подойди, – приказал Тамир Яське.
Тот испуганно шагнул вперёд и замер, глядя на колдуна округлившимися от почтения и страха глазами.
– Вроде руки есть у тебя. Иль две слишком много? Одну, может, вырвать?
Мальчишка сошёл с лица[7], захлопал глазами, не ведая, за какой проступок ему прочат столь страшную участь.
Тамир пояснил:
– Что ж ты живёшь, будто захребе́тник[8]? Ни чистоты, ни порядка.
От его холодного голоса, от пронзительного взгляда тёмных глаз несчастного Ясеня прошиб пот.
– Тамирушка, Тамирушка, – залопотал отец, пытаясь оправдать мальчишку. – Дитё ж он ещё. Да и не девка по хозяйству-то проворить.