Миледи Ладлоу - стр. 26

Мистера Грея не слишком заботило (заботило слишком мало, по мнению мистера Хорнера), как обстоят дела на этом свете и какое положение тот или иной человек или семейство занимает в нашем земном мире; он желал приуготовить каждого к миру грядущему, для чего необходимо понять и принять определенные доктрины веры, а значит, человек должен хоть что-то знать об этих доктринах. Вот почему мистер Грей ратовал за образование. Мистер Хорнер всегда с волнением ждал от ребенка ответа на следующий вопрос из катехизиса: «В чем заключается твой долг перед твоим ближним?»[43] Тогда как мистер Грей больше всего хотел бы услышать прочувствованный ответ на вопрос: «Что такое внутренняя и духовная благодать?»[44] А леди Ладлоу, проверяя по воскресеньям наше знание катехизиса, особенно низко склоняла голову, когда звучал ответ на вопрос: «В чем заключается твой долг перед Богом?»[45] В ту пору, о которой я вам рассказываю, вопросы мистера Хорнера и мистера Грея чаще всего оставались без ответа.

Тогда в Хэнбери еще не было воскресной школы, и мистер Грей страстно желал исправить этот недостаток. Мистер Хорнер смотрел дальше: он надеялся, что в недалеком будущем здесь откроют полноценную общеобразовательную школу, которая готовила бы толковых работников для пользы имения. Миледи и слышать не хотела ни о какой школе; в ее присутствии даже отчаянный смельчак не посмел бы обмолвиться о подобных планах.

И мистер Хорнер решил тайком научить какого-нибудь способного, смышленого мальчика чтению и письму, чтобы со временем воспитать себе помощника. Из всех деревенских мальчишек самым подходящим для этой цели показался ему сын Джоба Грегсона, хотя из всех он был самый грязный и оборванный. Однако именно на него пал выбор мистера Хорнера. О затее своего управляющего миледи не ведала ни сном ни духом (она никогда не слушала сплетен, да и как бы она их услышала, если никто не смел первым заговорить с нею и только ждал ее вопросов), пока не случилось одно происшествие, о котором я вам сейчас и поведаю.

Итак, миледи не подозревала о взглядах мистера Хорнера на образование как способ превратить людей в полезных членов общества и еще меньше – о воплощении его взглядов на практике через избрание Гарри Грегсона своим учеником и протеже; скорее всего, до упомянутого выше досадного происшествия она понятия не имела о существовании Гарри. Теперь расскажу по порядку, как было дело.

В приемной, служившей своего рода конторой, где миледи вела деловые разговоры с управляющим и арендаторами, все стены были уставлены полками. Я сознательно не называю их книжными, хотя на них размещалось множество книг – по большей части рукописных, с разными записями, касавшимися владений Хэнбери. Книг в полном смысле слова было совсем немного: один-два словаря, географические справочники, руководства по управлению имениями – все очень давнего года издания. (Помню, что видела там словарь Бейли[46]; у миледи, в ее комнате, имелся также огромный словарь Джонсона, но, если мнения лексикографов расходились, она чаще отдавала предпочтение Бейли.)

В этой приемной обычно сидел лакей, готовый тотчас исполнить распоряжение миледи. Ее светлость твердо держалась старинных обычаев и любые «звонки», кроме своего ручного колокольчика, считала никчемным изобретением; прислуга должна была находиться поблизости, чтобы всегда слышать ее серебряный колокольчик – или серебряный звук ее голоса. Но не думайте, будто должность лакея была синекурой. Ему полагалось следить за вторым, задним, входом в дом, который в усадьбе попроще назывался бы черным ходом. А так как парадным крыльцом пользовалась только миледи и те из ее соседей по графству, кого она сама удостаивала визитами – ближайшие жили миль за восемь по скверной дороге, – большинство посетителей стучались в тяжелую дверь с коваными гвоздями, которая вела в дом с террасы; стучались не для того, чтобы им открыли (по приказу миледи дверь держали открытой и летом, и зимой, когда в прихожую наметало кучи снега), а для того, чтобы вышедшему на стук лакею передать свое сообщение или просьбу увидеть миледи. Помнится, мистер Грей долго не мог понять, что парадную дверь отворяют только по особым случаям, и даже когда понял, ноги сами несли его к парадному фасаду. Я впервые переступила порог дома миледи с главного входа – как и все, кто впервые посещал Хэнбери-Корт; но после того все (за исключением избранных знакомцев миледи), словно бы по наитию, заходили с террасы. Внезапному наитию весьма способствовало присутствие на переднем дворе цепных псов устрашающего вида и размера – волкодавов хэнберийской породы, которая только здесь и сохранилась на всем нашем острове; их грозный лай раздавался днем и ночью, и всякий одушевленный или неодушевленный предмет они встречали свирепым рыком; на «свою» территорию церберы спокойно допускали лишь служителя, приносившего им корм, карету миледи вместе с четверкой лошадей и саму миледи. Надо было видеть, как ее миниатюрная фигурка приближалась к гигантским зверюгам, смиренно падавшим ниц; как эти монстры, заходясь от восторга, неотрывно следили за ее легкой поступью, били по земле тяжелыми хвостами и пускали слюни в предвкушении хозяйской ласки. Миледи совсем не боялась их, но ведь она происходила из рода Хэнбери, а согласно семейному преданию, у здешних волкодавов было врожденное чутье на всех носителей этой фамилии, чью власть над собой они безропотно признавали с тех давних пор, когда их предков, основоположников этой породы, привез с Востока достославный сэр Уриан Хэнбери, ныне лежавший в виде мраморного изваяния на своем высоком надгробии в приходской церкви. Мне говорили, что лет пятьдесят тому назад один из хэнберийских псов загрыз ребенка, по малости лет не сумевшего правильно оценить длину цепи и заступившего за опасную черту. Стоит ли удивляться, почему большинство посетителей предпочитало вход с террасы. Однако мистеру Грею все было нипочем. Конечно, он мог по рассеянности просто не замечать собак: рассказывали, что однажды, задумавшись, он проходил слишком близко и едва успел отскочить, когда они разом рванулись к нему. Но едва ли можно объяснить рассеянностью другой случай, который произошел на глазах у меня и моих подруг. В тот день мистер Грей направился к одному волкодаву и дружески потрепал его по загривку; страшный пес жмурился от удовольствия и благодарно вилял хвостом, словно приветствовал кого-то из Хэнбери. Представьте себе наше изумление! Честно говоря, я по сей день не знаю, как это объяснить.