Ловушка неверия или Путь в никуда. Критическая история атеизма - стр. 2
– И правда, ерунда какая- то. Надеюсь, этот донос не был принят всерьез?
– Увы, святой отец. Отца Фаваса приговорил к публичному покаянию, протыканию языка каленым железом и восьми годам ссылки за пределы королевства.
– Но почему?
– Суд усмотрел в действиях священника богохульство. Правда, наш добрый король, упокой Господи его душу, помиловал бедолагу. Но не всем так везёт.
– Жуткая история. Но к чему вы это?
– А вот к чему. Как бы нам с вами, святой отец, не пришлось попробовать на вкус каленого железа.
– Но почему?
– По сравнению с тем, что написано в завещании вашего предшественника, – нотариус похлопал ладонью по своему пухлому портфелю, – и что я обязан завтра публично огласить, – с вашего, между прочим, святой отец, разрешения, – проделки отца Фаваса выглядят детскими шалостями.
– Там что, содержатся какие- то еретические высказывания? Ставятся под сомнение догматы христианской религии и святые таинства?
– Вот это я и хотел бы, чтобы вы мне сказали. Это все- таки по вашей части.
Отец Гийотен ошарашенно уставился на незнакомца, чувствуя, как холодок страха взбирается по позвоночнику.
– Для того чтобы дать такое заключение, – вымолвил он, наконец, – я должен ознакомиться с этим… документом. Но, как я понимаю, до официального оглашения это невозможно, – вы же сами сказали.
– Именно так, ваше преподобие. Закон и обычай запрещают раскрывать содержание завещания, кроме как по приказу короля или судебному решению.
– Да уж, дилемма…
– Что, простите?
– Безвыходное, говорю, положение…
– Но на то и существуют юристы, чтобы уметь обходить законы.
– Вот как? И как же это сделать?
– К примеру, я мог бы показать вам документ, если бы наш с вами разговор имел форму исповеди. Нарушение закона может быть зафиксировано, только если об этом станет кому- то известно. Но то, что сказано на исповеди, не подлежит разглашению, не так ли?
– Безусловно, – оживился кюре. – Ну что ж, если вы желаете исповедаться, я не вправе. отказать.
– Благодарю, отче. Просто камень с души, – просиял нотариус и, достав из портфеля объемистую рукопись, протянул её священнику, который стал зачитывать заголовок рукописи вслух:.
– «Записи мыслей и мнений Ж. М…
– Жан Мелье, – пояснил нотариус.
– Жана Мелье, священника, кюре из Этрепиньи и Бл… Это что?
– Деревня Балев. Отцу Мелье было поручено обслуживать оба прихода – в Этрепиньи и в Балев.
Гийотен кивнул и продолжил:
– «о некоторых ошибках и заблуждениях в поведении людей и управлении ими. В Записях приводятся ясные и очевидные доказательства суетности и ложности… всех божеств и религий мира». Что- что?
Нотариус развел руками, поймав на себе удивленный взгляд отца Гийотена, который продолжил: «После смерти автора эти Записи должны быть переданы его прихожанам, чтобы служить им и им подобным. свидетельством истины». И ниже еще приписка: «Для свидетельства перед ними и язычниками»4. Это из евангелия от Матфея, – пояснил кюре. – Возможно, отец Мелье имел в виду ложность и суетность именно языческих религий?
Нотариус отрицательно мотнул головой.
– Увы. Полистайте дальше. Я там специально закладочки сделал.
Разложив рукопись на обеденном столе, отец Гийотен стал её перелистывать, время от времени бросая растерянные взгляды на собеседника, а иногда хватаясь за голову.