Лилии полевые. Серебряный крестик. Первые христиане - стр. 37

Аминадав, крайне пораженный этими словами и взглядом Иисуса, тотчас же услышал глухой удар молота, который и теперь, через девятнадцать веков11, так больно отзывается в сердце каждого истинно верующего человека.

Этот божественный, кроткий взор и эти великие, исполненные любви слова так подействовали на душу и сердце старого фарисея, такое произвели глубочайшее впечатление, что прежнее злобно-торжествующее настроение Аминадава мгновенно куда-то улетучилось, исчезло, а на место его воцарилась особенная, непонятная пустота и сожаление о чем-то печальном, прошедшем.

На поздравления своих единомышленников, по случаю окончания всего этого дела, он отвечал торопливо, скорее, машинально. Он вздрогнул только тогда, когда услышал резкий звук от раздираемых одежд. То воины делили между собой верхний плащ Христа. Аминадав глянул в их сторону и увидел, что они бросали между собой жребий из-за хитона, не желая раздирать этой сотканной одежды. Он уловил даже довольный взгляд одного воина-счастливца, которому достался хитон.

Но Аминадав мало обратил внимания на этот постоянно практиковавшийся обычай. Его жег божественный взор Страдальца, взор, который заглянул в самую его душу. В ушах Аминадава звучали удивительные, непостижимые слова: «Отче, прости им…» И он, старый фарисей, пришедший сюда торжествовать свою победу, потешить злобу, стоял теперь, разочарованный в себе, в каком-то странном для него самого недоумении.

Видя, что это чувство неудовлетворенности с каждой минутой возрастает все сильнее и сильнее и что, с другой стороны, дальнейшее пребывание в Голгофе становится излишним в виду окончания давно лелеянного дела, Аминадав кинул последний взор на средний Крест и быстро сошел с горы. Навстречу ему попадались кучки народа, шедшие на Голгофу. Но Аминадав, ни на кого не обращая внимания, прямо направился к себе. Дома он хотел забыться, отогнать от себя всякие тревожные мысли, вытеснить из своей головы это Голгофское событие.

Но Божественный Страдалец со Своим кротким и в то же время проницательным взглядом, как живой стоял перед его умственным взором, а в ушах фарисея все еще слышались слова, заключавшие в себе молитву о прощении Своих врагов. А так как Аминадав был в числе их, то молитва касалась, следовательно, и его.

***

Старый фарисей, заложив руки за спину, тяжелыми шагами ходил по своей комнате.

– О, Мессия, Мессия! Скоро ли Ты придешь и избавишь нас от ига Рима? – шептал он. – Скоро ли дашь нам власть над всеми народами и имя наше сделаешь великим? А Этот Человек, позволивший распять Себя на Кресте, называл Себя Сыном Божиим… И хотел еще быть нашим Мессией…

Аминадав подошел к стене и откинул небольшую занавесь, за которой в особой нише на полочках лежали пергаментные свертки, заключавшие в себе закон пророков и множество записанных изречений знаменитых раввинов тех времен. Он порылся немного и достал один свиток с псалмами Давида.

Старый фарисей часто любил читать эти прекрасные, исполненные духовной поэзии псалмы.

Он развернул пергамент, но, увидев, что это не тот сверток, который ему нужно было, хотел уже снова положить его на полку, но тут взор Аминадава упал на одно место, и он начал читать, не отводя глаз. Уже первые строки заставили его встрепенуться, и он более внимательно уставился в письмена.