Лилии полевые. Серебряный крестик. Первые христиане - стр. 36

Рувим вполне разделял чувства сестры. Его глаза тоже были полны слез, и он, как в тумане, видел божественного Страдальца, идущего на позорную казнь, причем римские воины бесцеремонно и грубо толкали Его вперед.

И брат, и сестра до тех пор смотрели на эту печальную процессию, пока она не скрылась из вида.

– Рувим, пойдем скорее домой, – проговорила чуть слышно Лия, глотая слезы.

– Ах, если бы ты знал, как мне тяжело!

Рувим, поддерживая сестру, направился было домой, но на перекрестке одной улицы они встретили свою близкую родственницу, которая, видя расстроенную девушку, поспешила увести их с Рувимом к себе.

Рувим был даже отчасти и доволен этим обстоятельством, так как у родственницы Лия могла бы успокоиться скорее, чем дома. Да и отца они оба сторонились и даже боялись.

Глава VI

Аминадав важно, с сознанием собственного достоинства, следовал вместе с толпой, шедшей к Голгофе. Огонек торжествующей злобы сверкал в глазах старого фарисея, потому что скоро задуманное дело будет исполнено, а Назаретский Учитель Своею кровью заплатит за все те обличения, кои были направлены Им по адресу фарисеев и книжников, а также и за то учение, которое шло вразрез с их учением, с их понятиями, укоренившимися в продолжение веков.

Скоро вся процессия миновала городские ворота и подошла к небольшому возвышению, где обыкновенно происходили казни преступников.

Насколько теперь всякий верующий, подходя к Голгофе и поднимаясь на нее, весь проникается чувством крайнего благоговения и почтения к столь великому и святому месту, настолько же в описываемую эпоху всякий приближался к ней с чувством крайнего отвращения. Теперь верующий, находясь на Голгофе, с умиленным сердцем и с горячей молитвой падает ниц и преклоняется перед этим великим местом, где совершилось непостижимое таинство искупления, откуда родилось христианство и светом своего божественного учения озарило весь языческий мир. В древности же всякий бежал от этого холмика, как от места зачумленного, места проклятого, над которым со зловещим криком часто, вероятно, кружились черные вороны.

И Аминадав, гордый сознанием своей законной чистоты, не без отвращения вступил на эту гору. Подогреваемый чувством мести, он хотел взглянуть на Распятого и своими собственными глазами удостовериться в казни Человека, всегда стоявшего на их дороге и ронявшего авторитет фарисеев и книжников перед народом.

Торжествовал не один Аминадав.

Дикая радость светилась в глазах других начальников и старейшин при виде своей беззащитной Жертвы. Их холодные, наглые лица живо наблюдали над действиями римских воинов, исполнителей казни.

И вот Тот, пред Которым трепещут и благоговеют все Небесные Силы, Тот, одно имя Которого вызывает в христианине чувство беспредельной любви, радости и величайшего смирения, дерзко, грубо схвачен ныне руками жестоких римских воинов.

Аминадав пробрался почти к самому Кресту и с чувством злорадства и отчасти бессердечного любопытства хотел еще раз взглянуть на лицо Божественного Страдальца. Но едва он кинул на Него свой взгляд, как был несказанно удивлен. Вместо отчаяния, злобы и ненависти к Своим врагам на Его лице была написана та же покорность, те же смирение и кротость, как и раньше.

Рисунок Маргариты Мальцевой

И в первый раз в жестоком, мрачном сердце Аминадава, где-то далеко-далеко, шевельнулось чувство, похожее на сострадание. В то время как другие два разбойника, предназначенные тоже для распятия, не переставали осыпать своих мучителей страшными ругательствами и проклятиями, Божественный Страдалец не произносил ни одного слова. И вдруг взор Его, устремленный до сих пор к небу, обратился на Аминадава. Этот кроткий, но вместе с тем испытующий взор, казалось, проник в самые тайники души старого фарисея и обнаружил все ее ходы и извилины. И вслед за этим с уст Его послышались тихие, но внятные слова: «Отче, прости им, они не знают, что делают».