Размер шрифта
-
+

Лилии полевые. Серебряный крестик. Первые христиане - стр. 35

В беспокойном сне ей чудился Великий Равви, униженный, поруганный окружавшими Его грубыми воинами. Иисус, казалось, не обращал внимания на их оскорбления, а на кротком лице Его запечатлелась тихая покорность Высшей Воле.

Сквозь тревожный сон к изголовью юной девушки катились из ее прекрасных глаз горячие слезинки.

Чуткая душа ее страдала вместе с Иисусом…



Глава V

– Ibis ad crucem!9 – злобно, с отвращением произнес Пилат на другой день около девяти часов утра со своего лифостротона10.

Этими немногими словами он осудил на крестную смерть стоящую перед ним покорную, невиннейшую Жертву. Первосвященники, книжники и старейшины, два часа упорно обвинявшие Иисуса Христа, теперь облегченно вздохнули. Они добились таки своего: Иисус был приговорен на распятие. Их настойчивость восторжествовала, злоба и зависть взяли верх над правосудием. Яростные крики: «Распни Его! Распни» – теперь смолкли, потому что крест, орудие казни, уже ждал свою Жертву. А Жертва – Сам Мессия, Которого евреи ждали целые тысячелетия, покорно стоял на виду у всех, поруганный, избитый – с кровавыми следами на лбу от тернового венца.

Позади всей толпы находился Рувим, поддерживая свою сестру. Оба они во время суда Пилата находились в каком-то возбужденно-лихорадочном состоянии. Они ждали, что вот-вот Пилат окончательно оправдает своего Подсудимого и заставит воинов прогнать от своей претории всю эту бушующую, разъяренную толпу. И сам Пилат, казалось, делал несколько попыток к оправданию. Но всякий раз подобное желание прокурора разбивалось о фанатизм первосвященников и всей находящейся под их влиянием толпы народа, которая требовала смертной казни.

И Пилат, как накануне говорил сестре Рувим, уступил. Уступил из малодушия, из постыдной трусости, боясь возмущения народа, но не опасаясь укора совести за неправедно пролитую кровь.

С сердцем, полным ужаса, выслушала Лия смертный приговор.

– Рувим, Рувим! – шептала она с глазами, полными слез. – За что же это, за что же это? За что? Где справедливость?

Рувим, хотя и у него сердце разрывалось от горечи, призвал все свое самообладание, чтобы успокоить сестру.

– Лия, не хочешь ли идти домой? Ты измучена и нуждаешься в отдыхе. Кроме того, существует ужасный обычай заставлять осужденного нести свой крест. Я боюсь, что тебя это еще более расстроит!

– О нет, нет, Рувим, – ответила она, – я хочу еще раз увидеть Его. Пусть Его образ сильнее запечатлеется в моей душе!

Ждать пришлось недолго…

***

Толпа с громкими криками расступилась, давая кому-то дорогу. Скоро показалась печальная процессия. Впереди шел, по обычаю, глашатай, который громко провозглашал о том, за какое преступление осужденный подвергается смертной казни. За ним следовал воин с надписанной дощечкой, которая была предназначена для прибития ко кресту. И наконец, за этим уже воином, сгибаясь под тяжестью креста, шел Сам Божественный Страдалец. На Его кротком Лице было написано крайнее изнеможение, которое явилось следствием всех душевных и физических мук предыдущей страшной ночи.

Лишь только Лия взглянула на это лицо, на котором, несмотря на все унижения и страдания, лежала печать внутреннего высокого достоинства и величия, как сердце ее исполнилось такой необыкновенной жалостью, что она не выдержала и громко зарыдала. От охватившего ее волнения она едва удержалась на ногах и вынуждена была крепко ухватиться за руку брата.

Страница 35