Лилии полевые. Серебряный крестик. Первые христиане - стр. 27

Рис. Ольги Бухтояровой

Глава II

Лия с помощью двух своих служанок быстро приготовила все нужное для обеда и послала за отцом одного из слуг, Завулона. Аминадав медленно вошел в триклиниум6. Совершив вместе с Рувимом предписанное преданиями старцев омовение рук и прочитав вслух молитву, он возлег.

Древние евреи, так же как и римляне, вкушали пищу, не сидя, как это делается теперь, а полулежа. Для этого вокруг стола, четырехугольного или круглого, устраивались с трех сторон особые ложа с некоторою покатостью от стола в противоположную сторону.

Ложа эти покрывались особыми матрацами и коврами, а там, где должна была находиться голова, следовательно, у столика, устраивались особые возвышения – «возглавия». Обедающий боком ложился на ложе, опираясь левой рукой на «возглавие», а правую оставляя свободной для принятия пищи.

Рувим поместился напротив отца, а Лия присела к столу на табурете, так как женщины обыкновенно не возлежали. В начале обеда царило полное молчание, каждый был занят исключительно едой. Рувим, сверх того, не хотел первый нарушить молчание из чувства скромности, предоставляя первое слово отцу.

Действительно, Аминадав, желая поделиться с сыном животрепещущей для него новостью, едва успел утолить первое чувство голода, как обратился к Рувиму с вопросом:

– Скажи мне, Рувим, как тебе кажется, велика ли сумма в тридцать серебренников или нет?

Этот странный вопрос сильно удивил Рувима.

– Смотря по тому, в чьих руках эти деньги, – отвечал он, недоумевая, что этим хочет сказать отец. – Если они в руках нищего, то конечно, для него сумма довольно значительная, так как он может купить за городом даже клочок земли. Ну а в наших руках, сам знаешь, эта сумма совсем маленькая.

– Тебе также небезызвестно, – продолжал Аминадав, – что на эти деньги можно купить даже и раба. Не правда ли?

– Да, да, отец, – с возрастающим изумлением ответил Рувим, чувствуя, что за этими словами скрывается что-то особенное.

– Так вот в чем дело. Сегодня, кажется, должно совершиться то, что составляет предмет наших искренних желаний и стремлений. Ты, конечно, слышал об Учителе из Назарета, около Которого собирается целая толпа разного сброда? Он имеет сношения с людьми, одно дыхание или одна тень которых оскверняет нас и заставляет делать очищение7. Мало того, Он нарушает священный закон о субботе и, сверх того, осмеливается обличать нас перед целым народом! Ты, конечно, сам поймешь, Рувим, что Человек Этот должен умереть! Это нами решено. Видимо, сам Иегова8 благоволит к нам, Своим верным рабам, и предает Его в наши руки. Среди Его учеников есть один, Иуда, человек очень жадный до денег, который и согласился предать в наши руки своего Равви, только за тридцать серебренников!

– Понимаешь, только за тридцать серебренников! За цену раба! – добавил Аминадав, саркастически улыбаясь.

Уже с первых слов отца Рувим понял все.

Сердце его сильно и болезненно забилось, и он, стараясь быть, насколько возможно, хладнокровным, затаив дыхание, слушал возбужденную речь отца. Когда же Аминадав окончил, Рувим не выдержал.

– О, неужели? Может ли это быть? – вскричал он голосом, полным самого глубокого негодования.

– Да, да, только за тридцать серебренников! – ответил Аминадав, не поняв истинного смысла этого восклицания.