Лилии полевые. Серебряный крестик. Первые христиане - стр. 26

– Скажи мне, Рувим, – прервала молчание Лия, – зачем же Его так не любят и притесняют наши старейшины? Разве они не видят Его чудеса? Разве это мало их убеждает?

– Ответ может быть один, Лия! Из зависти. Неужели ты не видишь, как любит Его народ, как целыми тысячами ходят за Ним, как жадно ловят каждое Его слово? Поверь мне, где царят злоба и зависть, там неубедительны и чудеса. Ну какое еще надо чудо поразительнее, как не воскрешение Лазаря, о котором говорит весь Иерусалим?

– О, да! Да! – с живостью вскричала Лия. – Тетушка Фамарь была в это время в Вифании и видела умершего Лазаря, как он выходил из гроба. Какой ужас объял всех! Тетушка чуть было не лишилась чувств.

– Вот видишь, Лия! – возразил брат. – Подобное чудо может сделать только Великий Пророк! Нет, я почти убежден, что Он выше пророка, Он – Мессия! Будущее покажет лучше, прав ли я!

В это время стукнула калитка, ведущая на улицу, и во двор медленной походкой вошел сам Аминадав.

Это был мужчина лет за пятьдесят, высокого роста и крепкого телосложения. На его слегка худощавом лице лежала печать какого-то высокомерия и презрения ко всему тому, что было ниже его положения. Глаза мрачно и надменно блестели из-под густых, сросшихся у носа бровей. Начинающая седеть борода острым клином падала на широкую грудь. Длинная одежда с кистями и с изречениями из Святого Писания сразу изобличала в нем представителя секты фарисеев.

Обыкновенно мрачное лицо его на этот раз было озарено какой-то радостью. Но это не была тихая, мирная радость, соединенная со спокойной совестью. Нет, то была торжествующе-злобная радость и именно та, которую может чувствовать только разве хищник при виде своей верной добычи.

Едва Лия кинула взор на проходившего по двору отца, как тотчас же решила, что с ним случилось что-то выдающееся и для него особенно приятное. Того же мнения был и Рувим, причем у него как-то болезненно сжалось сердце, так как он слышал, что первосвященники и книжники решили поскорее, не пренебрегая никакими средствами, отделаться от ненавистного им Иисуса. И теперь Рувиму пришла в голову мысль, что этот злобно-довольный вид отца не есть ли результат их успеха?

Между тем Аминадав вошел в дом, а через несколько времени молодые люди услышали его шаги у комнаты. Лия взяла в руки какое-то рукоделие и сосредоточенно в него углубилась.

Дверь дома бесшумно распахнулась, и на пороге показался Аминадав. Он остановился на несколько секунд и с любовью взглянул на молодых людей, причем взор его загорелся той нежностью, какая являлась у него, кажется, только при виде его любимых детей, кои остались от матери еще маленькими и воспитанием которых он сам занимался с их раннего возраста.

– Вы еще не обедали, дети мои? – спросил он.

Лия боязливо встрепенулась.

– Нет, отец, – ответила она отцу, – мы ждали все время тебя.

– Это хорошо! – заметил Аминадав. – Так закусим теперь вместе. Распорядись, Лия, поскорее относительно обеда. Мне нужно успеть до вечера отдохнуть, так как ночью предстоит очень важное дело. Когда все будет готово, пошли Завулона известить меня.

С этими словами Аминадав вышел.

– Желала бы я знать, о каком деле он говорит? – тихо заметила Лия. – Сегодня у него такой необыкновенный вид.

Рувим ничего не ответил сестре, но его сердце вторично сжалось. Он не поведал ей своих подозрений, кои, однако, начали все более и более усиливаться.