Лилии полевые. Серебряный крестик. Первые христиане - стр. 25
– Рувим, – с легким упреком в голосе заметила Лия, – ведь, говоря так, ты оскорбляешь и отца. Вспомни, что мы – дети фарисея.
– Пусть так, Лия, – ответил он, – но, во-первых, я говорю вообще о фарисеях, не касаясь в данном случае отца. А затем, разве не сказал Этот Учитель, что «если кто любит своего отца или мать более, чем Меня, тот не достоин Меня» (ср. Мф. 10, 37), и что Он пришел разделить отца с сыном. Да иначе не может и быть. Могу ли я одобрять поступки фарисеев? Могу ли следовать им в лицемерии и ханжестве? Никогда! Я всегда, напротив, возмущался той фальшью, которая царит в нашей среде.
– Пожалуй что нельзя с тобой не согласиться, – задумчиво произнесла Лия, опуская голову и, казалось, внимательно рассматривая свое золотое запястье.
Молодые люди замолчали.
Разговор происходил под вечер между сыном и дочерью одного богатого и знатного Иерусалимского фарисея Аминадава, за два дня до Пасхи. Из всей предыдущей беседы было ясно, что Рувим далеко разошелся во взглядах и мнениях со своим отцом, ревностным фарисеем. Между ними лежала большая неразрушимая стена, о существовании которой, казалось, старый Аминадав и не подозревал, будучи вполне уверен, что его единственный, любимый им сын сделается наследником всех его воззрений, всего фарисейского учения. Но, думая так, он был далек от настоящего положения дела.
Рувим, одаренный богатым умом, пылким воображением и добрым сердцем, не мог удовлетвориться тем сухим, формально-казуистическим учением, коим были проникнуты фарисеи, а следовательно, и его отец. Он чувствовал здесь большую ложь и всевозможные противоречия. Его жаждущая истины душа рвалась выше. Вследствие этого он познакомился с греческой философией, много вынес для своего пытливого ума, но еще более оставил места разным сомнениям.
Вот в это время до его слуха и долетела молва о необыкновенном Учителе из Назарета. Сначала Рувим отнесся скептически к этому известию, предполагая, что из такого маленького, ничтожного городка, каким был Назарет, едва ли может выйти Великий Учитель или Пророк. Но время шло, слава об Этом Человеке распространялась все более и более, и любознательный Рувим захотел поближе познакомиться с Ним и с Его учением.
Рувиму ничего не стоило привести свое намерение в исполнение, и в результате оказалось, что он, сделавшись ревностным слушателем Назаретского Учителя, сделался в то же время и Его тайным учеником. Необыкновенный вид Учителя, Его учение, которое невозможно было сравнить ни с каким другим, наконец, чудеса – все это, вместе взятое, убедило Рувима в том, что Он, по меньшей мере, Великий Пророк, а может быть, даже и Сам Мессия. Словом, отец и сын в своих воззрениях на Этого Учителя представляли собой два крайних лагеря: насколько первый, закаленный в своих узких традициях, Его презирал и ненавидел, настолько второй Его любил и обожал.
Однако несмотря на это, Рувим никогда не обнаруживал перед отцом своих истинных убеждений, прекрасно понимая, что из этого могло бы выйти. По отношению же к своей молоденькой сестре он держался совершенно другого образа действий. Лия всецело находилась под его влиянием, и Рувим ничего от нее не скрывал. Он часто развивал перед ней учение греческих философов, а в последнее время много говорил об Иисусе из Назарета, Его делах и учении. Лия всегда с удовольствием слушала брата и соглашалась с его доводами. Благодаря Рувиму она была убеждена в святости Великого Галилейского Учителя, в Его величии, в Его пророческом достоинстве. И она, вместе с Рувимом, приходила иногда к мысли, что, может быть, Он и есть так давно ожидаемый Израилем Мессия, о Котором ранее говорили и закон, и пророки.