Кремлевское кино. Б. З. Шумяцкий, И. Г. Большаков и другие действующие лица в сталинском круговороте важнейшего из искусств - стр. 10

– Браво! – похлопал в ладоши Бухарин.

– Красиво, – кивнул Сталин. – Да, Николай Иванович, я все собирался спросить, что там все-таки окончательно по Есенину?

– Осталась версия самоубийства, – ответил Бухарин, мгновенно потупившись. – Хотя очень много противоречивых фактов. В номере «Англетера» все было перевернуто вверх дном и разбросано. На лбу пробоина. Ссадина на щеке. Множественные царапины на теле.

– Ну, он же был драчун, насколько мне известно, – сказал Сталин. – Похоронили на Ваганьковском?

– На Ваганьковском.

– Тяжелейшая потеря для нашей поэзии, – произнес Эйзенштейн. – Говорят, он в последний год только и говорил о смерти. Мол, мне предсказано, что умру в пятьдесят.

– Желаем вам, чтобы пре-едс-казание не сбылось, – сказал Молотов, споткнувшись на слове «предсказание», как с ним бывало нередко при произнесении слов длиннее, чем из трех слогов. – У нас на вас огромные планы.

– Будете снимать, – продолжил Сталин. – Предоставим все необходимое. Но хотелось бы, чтобы вы учли наши пожелания.

– Постараюсь, – кивнул Эйзенштейн. – Однако прошу позволить мне руководствоваться методикой своего творчества, не теряя ее уникальности.

– Например, поразительные крупные планы, – вставил свое слово Бухарин. – Пенсне корабельного врача, болтающееся после того, как его самого выбросили за борт. Или упавший крест священника, воткнувшийся в палубу, как топор.

– Этот метод использования крупного плана называется «парс про тото», что значит «часть ради целого». Это когда часть способна заменить собой целое. Как тухлое мясо олицетворяет собой весь царский режим, невыносимый для народа. События на «Потемкине» это тоже часть великого целого, великой пролетарской революции.

– А как вам удается работать с массовкой? – спросил Молотов.

– С массовкой… – потупился Эйзенштейн и усмехнулся. – Я использую прием Наполеона.

– Интересно, – оживился Сталин. Он покончил с котлетами и гречкой и вернулся к своей трубке. А забытый Товстуха опять разразился долгим глухим кашлем.

– Бонапарт нарочно узнавал подробности жизни своих подданных и удивлял их, спрашивая: «Ну как там твоя невеста Жоржетта?» или «Твой отец Шарль так и не вылечил свою подагру?» У людей создавалась иллюзия, что он все про всех знает. Люди шли за него на смерть. Во время съемок толпы, бегущей по лестнице, я кричу в рупор: «Товарищ Прокопенко, нельзя ли поэнергичнее?» И массовка цепенеет в благоговейном ужасе, что режиссер видит каждого, знает каждого по фамилии. И дальше начинает изо всех сил стараться, уверенная, что режиссер, как недреманное око Господа Бога, видит каждого. А я просто выучил десяток фамилий людей из массовки и наобум называю Прокопенко, хотя он бежит так же, как и все другие.

– А откуда вы взяли столько кораблей для адмиральской эскадры? – поинтересовался Ворошилов. – На Черном море мы только начали восстанавливать флот. Бронепалубный крейсер «Коминтерн», несколько канонерских лодок, вот и все, чем мы там располагаем. Или вы на Балтике снимали? На Балтике у нас действительно сила.

– Вы будете смеяться, но это американский флот, – признался Эйзенштейн и сам громко расхохотался.

– Как американский? – удивился Калинин.

– Для показа надвигающейся царской эскадры я просто использовал хронику маневров американского флота начала века. Там при монтаже даже прозявкали и не убрали один кадр, в котором мелькнул американский полосатый флажок.