Измена. Верну тебя, жена - стр. 27
В отель? Как турист? Смешно и тошно. Телефон вибрирует в кармане, вытаскиваю — мелькает имя Кати, и сердце сжимается, как будто его кулаком стиснули. Злость тонет в отчаянии, пальцы зависают над экраном, но я сбрасываю звонок. Не сейчас. Не могу. И тут вспоминаю — лофт. Купил его год назад, когда работа давила, чтобы сбежать от всего, посидеть в тишине.
Газую туда, машина рычит. Мысли не дают покоя. Я хотел правды, хотел, чтобы Аня меня вытащила, а она просто вышвырнула меня вон. И я не знаю, кто из нас прав. В груди — дыра, холодная, пустая.
Лофт встречает темнотой и пылью. Ставлю чемоданы у входа, достаю виски из бара, наливаю полный стакан. Первый глоток обжигает горло, как огонь, второй — катится легче, но боль не глушит. Телефон снова звякает — короткий, противный звук, что царапает нервы. Экран светится в темноте, режет глаза, и я вижу сообщение от Кати.
В голове война: открыть или нет? Ответить или бросить? Пальцы замирают над экраном, и я не знаю, что делать с этим дерьмом, что я сам наворотил. Одно движение — и всё может рухнуть. Или уже рухнуло?
16. Глава 15
Толкаю от себя телефон, он скользит по пыльной столешнице и замирает у края. Подхожу к окну, за ним вечерний город, фонари мигают вдали. Провожу рукой по волосам, внутри словно дикий зверь мечется в клетке, рвётся наружу.
Любопытство грызёт, смешивается со злостью. Уговариваю себя, что это может быть что-то важное, например, про Виктора. Просто прочту, и всё. Если не по делу — заблокирую её к чёртовой матери. Подхожу к телефону, рука тянется, как будто против воли, и открываю сообщение.
«Ты ещё в офисе? Есть пара вопросов по документам.»
Сухое, деловое, как будто она пишет про квартальный отчёт, а не лезет в мою жизнь, которая разлетелась на куски. Смотрю на эти слова, пальцы замирают над экраном. Написать ей правду? Что я сижу тут один, с чемоданами у двери, как бомж, которого вышвырнули из дома? В груди клокочет злость, стыд, что-то ещё, чему нет названия, как будто меня вывернули наизнанку. Хватаю бутылку виски, наливаю ещё — до краёв. Пью залпом, огонь катится по горлу, обжигает, но башка не мутнеет, только мысли режут острее. Ставлю стакан с глухим стуком, стекло звякает, беру телефон, пишу:
«Не в офисе.»
Буквы расплываются перед глазами, пальцы скользят по экрану, промахиваюсь, матерюсь себе под нос — тихо, зло, но жму отправить. Ответ прилетает сразу:
«Дома? Под крылышком жены?»
Чувствую в ее словах лёгкую насмешку и это цепляет. Катя знает, как меня задеть, всегда знала — ещё с тех времён, когда мы были вместе, молодые, дурные, пьяные от жизни. Тогда она так же подкалывала, смеялась надо мной, когда я злился, а потом тянула в постель, и я тонул в ней, как в омуте. Вспоминаю её шепот на ухо: «Ты мой, Тёмка, никуда не денешься.»
И я не девался. Пока она не кинула меня. А теперь она тут, в моём телефоне, в моей голове, как будто и не уходила никогда.
«Нет, не дома.»
Бросаю телефон на диван, как горячую картошку. И снова шагаю к окну. Не хочу этого разговора, не хочу её слов, её голоса в голове, но меня тянет обратно, как будто она магнит. Телефон мигает:
«Ого, где же тогда наш примерный семьянин?»
Вновь насмешка. Невольно вспоминаю, как мы сидели в её старой однушке, пили дешёвое вино из горла, и она смеялась, когда я злился на её подколы: «Ты такой милый, когда бесишься, Тём.» А потом целовала меня, и я забывал всё — её острый язык, её вечные игры, её привычку держать меня на крючке. Она умела влезть под кожу, сделать так, что я сам к ней шёл, даже когда знал, что это плохо кончится.