Размер шрифта
-
+

Измена. Верну тебя, жена - стр. 26

— Твои вещи, Артём, — говорю я, и голос мой — как сталь. — Ты хотел другую? Иди к ней. Я не держу.

Он шагает ко мне, руки тянутся, дрожат в воздухе, как будто он хочет схватить меня, удержать, но я отступаю, и он останавливается, пальцы сжимаются в кулаки.

— Ань, я без вас не могу, — голос его ломается, хрипит, и я слышу, как он сглатывает, как будто слова душат его изнутри. — Не выгоняй меня, я прошу.

15. Глава 14 АРТЁМ

Я стою в прихожей, тупо пялюсь на эти грёбаные чемоданы, как будто кто-то вывалил мою жизнь на пол и затолкал её туда без разбора. Разум отказывается верить, что это реально, что это не сон, не какая-то хрень, которую я могу переждать. В груди клокочет злость. Я думал, выложив Ане правду ночью, скину этот груз, но он только сильнее давит на меня, а теперь ещё она выставила мои шмотки за дверь.

Поднимаю глаза — она сидит на диване, холодная, чужая, руки скрещены на груди, как щит. Лицо бледное, губы сжаты, взгляд острый. Я не узнаю эту женщину — мою жену, мою Аню, ту, что всегда была тёплой, мягкой, даже когда я косячил. Где она? Передо мной — стена, а за ней — пустота.

— Ань, — шагаю к ней, злость мешается с отчаянием. — Ты правда этого хочешь? Выгнать меня из дома?

— Это ты выбрал, — отвечает она ровно, голос твёрдый, без слёз, и от этого ещё больнее. — Ты сказал, что хочешь другую. Я только помогаю тебе это сделать.

Хочу рвануть к ней, схватить за плечи, встряхнуть, чтобы она поняла, но ноги тяжёлые, как будто в ботинках свинец.

— Я сказал правду! — срываюсь я. Грудь сдавливает, как будто я кричу в пустоту, а она даже не слышит. — Всё, как есть! Ты должна была понять, помочь мне выбраться из этого, а не выставлять мои вещи!

Она встаёт, медленно, как будто ей это стоит всех сил, подходит ближе. Её лицо — в сантиметре от моего, и её взгляд — презрительный, вонзается в меня так, что я невольно отступаю.

— Помочь тебе? — шепчет она, горько усмехаясь, и эта усмешка — кривая, злая. Она держит гнев в узде, но я вижу, как её скулы напрягаются, как она сжимает зубы. — Чем, Артём? Терпеть твои фантазии о другой? Гладить тебя по голове, пока ты мечтаешь о ней? Я не психотерапевт, я была твоя жена.

Слово «была» — как выстрел в упор. Громкий, глухой, прямо в грудь. Я цепенею, внутри всё трещит.

— Хорошо, — рычу я, кулаки сжимаются до боли, ногти впиваются в ладони, и я ненавижу себя за эту слабость, за этот голос, что садится, за руки, что дрожат, как у алкаша. — Хочешь играть в гордость? Играй. Только не жалей потом, Анька.

Слова вылетают, грубые, злые, но в них отчаяние, и я знаю, что она это слышит.

Хватаю чемоданы — рывком, резко. Дверь открываю ногой, чуть не срываю с петель, вываливаюсь наружу. Холодный воздух бьёт в лицо. Швыряю шмотки в багажник — с такой силой, что машина качается, хлопаю дверью так, что стекло звенит, и сажусь за руль. Пальцы не сразу попадают по зажиганию, матерюсь вслух — тихо, зло, как будто это поможет. В зеркале заднего вида — незнакомец: глаза мутные, красные, лицо серое, как у побитого пса, щетина торчит, и я думаю — кто это, чёрт возьми? Где я?

Завожу мотор, выезжаю, шины визжат по асфальту. Несколько кварталов — и я торможу, резко, чуть не влетаю в бордюр. Куда ехать? К родителям? Мать начнёт выспрашивать, а я не готов к этому.

Страница 26