Хулиганский Роман (в одном, охренеть каком длинном письме про совсем краткую жизнь), или …а так и текём тут себе, да… - стр. 20
И мне, конечно, вовсе невдомёк, что оживлённое внимание колонны вызвано присутствием такой молодой и красивой мамы…
Зэки строили каменные дома, два квартала на Горке, и когда они закончили первый, наша многодетная семья получила двухкомнатную квартиру на верхнем – втором – этаже восьмиквартирного дома.
Квартал представлял из себя огромный прямоугольник двора оцепленный шестью двухэтажными зданиями по периметру.
Четыре угловые здания имели по три подъезда, преломляясь на среднем под прямым углом.
Оставшиеся две, одноподъездные двухэтажки стояли вдоль длинных сторон прямоугольника, который без них был бы просто квадратом.
Подъезды всех зданий смотрели внутрь двора, на точно такие подъезды зданий напротив.
Бетонный пояс дороги, охватывал квартал снаружи, а напротив пары угловых зданий, соседствующих в меньшей стороне прямоугольника, зэки достраивали квартал-близнец – зеркальное отражение первого.
Я убегал из малолюдного двора играть на стройку, а когда зэкам привозили обед, они делились со мной баландой.
По замелькавшим в моей речи красочным выражениям для связки слов, родители быстро вычислили мой круг общения и поспешили отдать меня в детский сад.
А когда второй квартал был завершён, зэки вообще исчезли и в дальнейшем строительные работы на Объекте (у того «почтового ящика» было ещё и такое наименование) выполняли солдаты в чёрных погонах, «чёрнопогонники».
Кроме них на Объекте были ещё солдаты «краснопогонники», но чем они там занимались не знаю до сих пор…
Кварталы располагались в самой высокой части Объекта, и за это их называли Горкой, которую со всех сторон обступал густой лес, но ему не удавалось пересечь бетонную полосу дороги по внешнему периметру кварталов…
Дорога в садик начиналась грунтовым спуском к баракам учебки для солдат-новобранцев, но, малость не доходя до их ворот, от грунтовки ответвлялась широкая тропа через сосновник, в обход учебки и широкого чёрного пруда под большими деревьями; затем шёл ещё один спуск, но покруче и уже густым ельником, после которого тропа выводила к высокому штакетнику. За воротами, среди деревьев и кустов стоял двухэтажный дом садика, обернувшись к площадкам для игр, где кроме песочниц и теремков имелся даже настоящий носатый автобус; без колёс, конечно, чтоб заходить внутрь прямо с земли, но зато с рулём и сиденьями…
Пальто и ботинки нужно было снимать на первом этаже, где их дожидался мой шкафчик с картинкой двух вишенок на узкой высокой дверце и, уже в тапочках, подыматься по лестнице на второй, в комнату своей группы.
Моя детсадовская жизнь складывалась из самых разных чувств и ощущений.
Победное ликование, когда в конце дня уже пришли забирать меня из садика и, с подачи мамы, я вдруг обнаружил, что сам, оказывается, умею завязывать на бантик шнурки своих ботинков.
Горечь поражения в то утро, когда эти гадские шнурки оказались стянутыми в тугие мокрые узлы и маме пришлось распутывать их, опаздывая на работу…
В детсадике ничего не можешь знать наперёд – когда что будет.
Там иногда вставляют в нос поблескивающую трубку на тонком резиновом шланге и пшикают через неё противный порошок, или заставляют разом выпить целую столовую ложку противного рыбьего жира.
– А ну-ка, давай! Знаешь как полезно?!
Самое жуткое, когда объявят, что сегодня всем делают укол.