Гувернантка. Книга вторая. - стр. 17
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Той ночью Арсению снится старая беседка, стоящая среди вишен подле усадьбы.
Арсений еще не знает, что болен, но скифская лихорадка уже тлеет в его теле, это она раскрашивает яркими тропическими цветами заросший сад, и делает летнее небо таким бездонным, и заставляет кружиться беседку, будто карусель. И беседка, знай себе, кружится, и солнце сверкает в листве и колет острыми лучиками Арсению глаза. А гувернантка, Жанна Егоровна Делярю стоит совсем рядом, и ее губы такие горячие и мягкие, и так славно с ней целоваться. И каждый поцелуй так волнителен и сладок, оттого, что ведет Арсения ступенька за ступенькой и обещает другую радость – головокружительную, как небо, полную до краев млечную чашу блаженства, и от этого дух захватывает, и озноб шустрой змейкой бежит промеж лопаток…
Арсений просыпается среди ночи и слышит, как часто колотится его сердце. Откинув одеяло, он садится на кровати и глядит в непогожую темень. За окном то и дело полыхают грозовые разряды. Струи дождя лупят по стеклу.
Ему вспоминается, как Жанна Егоровна зашла в эту спаленку попрощаться, когда Арсений выплыл ненадолго из горячечного бреда, будто поднялся на поверхность цветущего пруда с нагретой солнцем мутной и теплой водой. Он лежал на кровати в мигающем подвижном свете свечи, с мокрыми от пота слипшимися волосами и хрипло дышал. Жанна Егоровна склонилась над ним, и Арсений узнал ее, различил ее сквозь поволоку бреда и горячечную торопливую путаницу мыслей. Мадмуазель Деларю с печалью вглядывалась в его изможденное болезнью лицо, а после поцеловала в лоб прохладными губами и сказала негромко,
– Прощай, Сеня. Вот ведь как нелепо и неправильно все у нас вышло.
В её влажных глазах блестели слезы, и в каждом отражался фитилек, горящей на тумбочки, свечи.
Было это на самом деле или только привиделось, вопрошает себя Арсений.
Откинув одеяло, он садится на кровати, находит спички и зажигает керосиновую лампу. На тумбочке возле изголовья стоит склянка с хинином и графин. Пользуясь мерной ложечкой, Арсений насыпает зеленовато-желтого порошка на язык и торопливо запивает водой. Хинин до того горек, что Арсению кажется, что его вот-вот стошнит.
Поднявшись, он идет к окну, стоит босой на дощатом полу, ежится от ночной прохлады и глядит, как мокнет под дождем заросший сад.
Я немедля же напишу Жанне Егоровне письмо, решает про себя Арсений. У тетушки непременно должен быть адрес, нужно поискать в том комоде, в гостиной…
Накинув халат поверх исподнего, Арсений подходит к зеркалу. С помощью расчески он пробует привести волосы в порядок и дает себе слово, что как только окрепнет, первым делом сходит в цирюльню в Березине. Вглядевшись внимательнее в отражение в зеркале, Арсений замечает, что сильно осунулся за время болезни – нос сделался острым, щеки ввалились, а глаза стали беспокойные и тоскливые.
Затянув поясок халата, Арсений отворяет дверь и выглядывает в коридор. Там темно, будто в шахте, и лишь где-то впереди теплится неверный свет. Арсений бредет в темноте, касаясь рукой деревянных панелей на стене. Из гостиной доносится какой-то непонятный шум, а потом Эльсбет принимается хрипло кричать и стонать в глухой полночной тишине.
– Ach, wie wen! Es tut wen… Aber hab kein Mitleid mit mir… Tiefer! Tiefer! Qual mich…