Гойя, или Тяжкий путь познания - стр. 14

Ничего не ответив, Гойя снова подошел к портрету доньи Лусии.

– Ты ни слова не сказал о портрете, – с горечью произнес он.

– Вы ведь и сами все знаете про этот портрет.

Агустин тоже встал перед его мольбертом.

– В нем нет ни малейшего изъяна, но нет и главного, – пояснил он ворчливо-назидательным тоном.

– Более приятного собеседника в трудную минуту не сыщешь во всем городе! – с издевкой произнес Гойя. И поскольку Агустин все еще изучал портрет, продолжил: – Но как бы то ни было – вот она, твоя Лусия, как живая! – И, зная, как больнее ужалить Агустина, злобно прибавил: – Смотри, смотри! Ты же больше ни на что не способен, платоник несчастный! Пла-то-ник! – повторил он по слогам.

Агустин стиснул зубы. Сам он никогда не говорил о своей любви к донье Лусии, но Гойя, пребывая в дурном настроении, всякий раз дразнил его, насмехаясь над его чувствами.

– Я знаю, что я некрасив, – глухо ответил он, и в голосе его прозвучало больше горечи, чем обычно. – Но будь я на вашем месте и имей я ваши таланты и титулы, я все равно не стал бы пытаться соблазнить жену нашего друга дона Мигеля Бермудеса.

Когда у Гойи не было никаких особых дел, он охотно проводил вечер с семьей. Он по-своему любил жену, обожал детей. Но в тот вечер настроение его оставляло желать лучшего, и, опасаясь, что в таком мрачном расположении духа пустая болтовня за ужином вряд ли пойдет ему на пользу, он предпочел отправиться к своей подружке Пепе Тудо.

Пепа была приятно удивлена. В отличие от многих мадридских женщин, она всегда отличалась опрятностью и чистоплотностью. И в этот раз на ней был красивый голубой пеньюар, подчеркивавший ослепительную белизну ее кожи. Она сидела на диване, откинувшись на спинку, пышная, томная, и, поигрывая веером, вела с ним неторопливую беседу.

Вошла ее дуэнья и спросила, что дон Франсиско желает на ужин. Тощая Кончита была при Пепе с самого ее рождения и прошла с ней через все перипетии ее бурной жизни. Обсудив с хозяйкой и гостем меню, старуха отправилась за покупками, прежде всего за мансанильей[15] для Франсиско, которую тот предпочитал изысканным винам.

Гойя задумчиво молчал. Тепло от жаровни с углем разливалось по нарядной гостиной Пепы, наполняя члены приятной тяжестью и ленью; но оба знали, что им пора объясниться. У Пепы была неприятная привычка неотрывно смотреть в лицо собеседнику своими зелеными, широко расставленными глазами, беззастенчиво глядевшими из-под низкого, широкого лба в обрамлении красивых рыжих волос.

– Как ты провела последние дни? – спросил наконец Франсиско.

Она пела, разучила три прелестных куплета, которые исполняла в новой сарсуэле[16] Мария Пульпильо, играла с дуэньей в карты… Что любопытно – Кончита, человек кристальной честности, плутует, играя в карты; она надула ее на три реала. Еще Пепа была у портнихи, мадемуазель Лизетт, на Пуэрта-Серрада. Подруга Лусия уверяла ее, что мадемуазель Лизетт сделает ей хорошую скидку. Но и со скидкой плащ, который она хотела заказать, обошелся бы ей слишком дорого. Поэтому пришлось опять прибегнуть к услугам Бусеты.