Эти странные Рэдли - стр. 32

Есть наслажденье в бездорожных чащах,

Отрада есть на горной крутизне[7].

И где-то в той же песни:

О, если б кончить в пустыни свой путь

С одной – прекрасной сердцем и любимой, —

Замкнув навек от ненависти грудь,

Живя одной любовью неделимой.

Одной любовью неделимой. Вот оно, проклятие большинства вампиров. Ищут многого, но по-настоящему жаждут лишь одного.

Нет, говорит себе Уилл, не тебе тягаться с лордом Б.

Хотя Джим Моррисон был весьма к тому близок, признает Уилл, барабаня по рулю в такт «Красотке двадцатого века» (хотя сам он не особо верил в теорию, что Моррисон – это воплощение Байрона в шестидесятых). Да и Хендрикс тоже был неплох. И роллинги – когда вампир еще выступал с ними. И в целом – вся эта кровавая и пропитанная эгоцентризмом рок-тусовка шестидесятых, в которую играл их с Питером отец, когда они были детьми.

Уилл слышит, как двигатель начинает захлебываться, и видит на индикаторе, что топливо почти на нуле. Он сворачивает на круглосуточную заправку и заливает полный бак.

Иногда он платит за бензин, а иногда – нет. Деньги для него ничего не значат. Пожелай он – стал бы миллионером, но что такого он мог бы купить за деньги, что удовлетворит его лучше главного и бесплатного лакомства.

Однако сегодня ему необходим глоток грязного воздуха, так что он несет в кассу свою последнюю двадцатку. (Три ночи назад он был на вечеринке в Манчестере, в баре «Тигр, тигр», где подцепил девчонку с отличной шеей и двумя сотнями фунтов только что из банкомата.)

За стойкой на барном стуле сидит молодой пацан. Он читает журнал «Натс» и не замечает Уилла, пока тот не кладет на стойку свою двадцатку.

– Третья колонка, – говорит Уилл.

– Чего? – переспрашивает пацан. Он вынимает из уха наушник.

Обостренный кровью слух Уилла улавливает быстрый ритм хауса [8], который слушает кассир, как тайный шум и пульс самой ночи.

– Оплата за третью колонку, – повторяет Уилл.

Парень кивает, не переставая жевать жвачку и тыкая в кнопки кассового аппарата.

– Не хватает, – говорит он.

Уилл молча смотрит на него.

– Двадцать фунтов семь пенсов.

– Прошу прощения?

Пацан чувствует накатывающий страх, но не прислушивается к внутреннему голосу.

– Вы залили чуть больше.

– На семь пенсов.

– Ну да.

– Я залил на целых семь лишних пенсов?

– Ага.

Уилл барабанит пальцем по лицу королевы на банкноте.

– Боюсь, это все, что у меня есть.

– Мы принимаем любые карты. Визу, Мастеркард, Дельту…

– У меня нет карты. Я не пользуюсь картами.

Пацан пожимает плечами.

– С вас двадцать фунтов и семь пенсов, – он закусывает верхнюю губу, чтобы подчеркнуть безапелляционность своего заявления.