Эти странные Рэдли - стр. 29

Роуэн замечает кровь на щеке отца.

– Роуэн, ты впечатлительная натура. Мы не хотели тебя расстраивать. Правда в том, что все немного не так, как считают люди, – он показывает на зеркало на стене: – Например, отражения у нас есть.

Отражения! Какой в них смыл, если ты все равно не знаешь человека, который смотрит на тебя из зеркала?

Роуэн молчит.

Ему не хочется продолжать разговор. Ему и так потребуется еще сто лет, чтобы осмыслить события этой ночи. Но отец как ни в чем не бывало говорит и говорит, будто речь идет о пустяковых ЗППП или мастурбации.

– Распятия, четки и святая вода – все это, конечно, чушь собачья, бабкины суеверия. Католические сказки. А вот чеснок действительно работает, это правда.

Роуэн понимает, что его не просто так мутит каждый раз, когда он проходит мимо итальянского ресторана или чувствует чье-то чесночное дыхание, – и как его чуть не вырвало, когда он купил багет с хумусом в «Обжоре».

Он и в самом деле урод.

– Сдохнуть хочется, – признается он.

Отец скребет подбородок и тяжело вздыхает.

– А так и будет. Без крови, даже с учетом количества мяса в нашем рационе, мы физически слабеем. Пойми ты, мы тебе ничего не рассказывали, потому что ты бы вообще в депрессию свалился.

– Пап, мы убийцы! Харпер! Она же его убила! Просто не верится!

– Знаешь, – говорит Питер, – вполне возможно, что ты мог бы прожить целую жизнь как нормальный человек.

Нет, он просто издевается.

– Нормальный человек? Нормальный человек! – Роуэн почти смеется. – Нормальный – это который не спит, весь чешется и не может даже десять раз отжаться? – до него как будто доходит. – Меня же поэтому в школе считают уродом, да? Люди же все чувствуют, правда? Они интуитивно знают, что где-то на подсознательном уровне я жажду их крови.

Роуэн, обмякая, прислоняется к стене и закрывает глаза, в то время как отец продолжает читать лекцию по истории вампиризма. По его словам, вампирами были многие знаменитые люди. Художники, поэты, философы. Вот список:

Гомер

Овидий

Макиавелли

Караваджо

Ницше

Почти все из эпохи романтизма, кроме Вордсворта

Брэм Стокер (к антивампирской пропаганде он обратился в период воздержания)

Джими Хендрикс

– Вампиры не живут вечно, – объясняет Питер. – Но если им удается правильно и регулярно питаться кровью и избегать дневного света, они могут протянуть очень долго. Некоторые даже больше двухсот лет. А самые продвинутые инсценируют свою смерть в довольно молодом возрасте. Тот же Байрон – поехал себе в Грецию на войну, изобразил смерть от заражения при траншейной стопе [6]. И вот так каждые лет десять – меняют личину.

– Байрон? – этот кусок лекции Роуэн пропустить не мог.

Отец кивает, утешительно похлопывая сына по коленке:

– Насколько я знаю, он все еще жив. Мы с ним в восьмидесятых встречались. Он диджеил с Томасом де Квинси на вечеринке на Ибице. Они выступали как Дон Жуан и Диджей Опиум. Кто знает, продолжают ли они это дело.

Роуэн смотрит на отца и замечает в нем непривычную живость. И размазанную каплю крови на щеке, которую тот толком не вытер.

– Но это же ужасно. Мы уроды!

– Ты интеллигентный, вдумчивый и одаренный юноша. И ты не урод. Ты тот, кто проделал огромный путь, сам того не зная. Дело в том, Роуэн, что жажда крови – это одержимость. Она вызывает сильнейшую зависимость. Поглощает. Она дает силу, невероятное ощущение собственной власти, заставляет верить в свои неограниченные возможности.