Цитадель - стр. 11
Кин тогда усомнилась в правоте Томо. Но когда они навели справки, выяснилось, что у девушки и в самом деле была интрижка с мужем старшей сестры.
– Не понимаю, как госпоже удается видеть подобные вещи? – округляя глаза, воскликнула Кин.
Томо удрученно опустила глаза в пол.
– Прежде я не была такой… Я этого не умела.
Она печально вздохнула. По-видимому, Томо научилась замечать подобные вещи, наблюдая за многочисленными похождениями супруга. Плотские страсти других людей мало заботили Кин, однако теперь, выбирая вместе с Томо любовницу для Сиракавы, она начала постигать смысл брошенной Тоси фразы о «достоинстве страдания».
Томо, сидя у низкого столика, просматривала пачку фотографий, когда к ней бесшумно подошла Эцуко и заглянула ей через плечо.
– Какие красавицы! Мамочка, кто они? – спросила она, вопросительно наклонив головку, украшенную красной лентой. Томо ничего не ответила, просто молча протянула Эцуко несколько фотографий.
– Эцу… Скажи… Которая тебе по вкусу?
Разложив веером фотографии, Эцуко некоторое время разглядывала изображения, потом ткнула пальчик в среднюю.
– Вот эта, мам! – с детским восхищением воскликнула она.
Это был полупортрет. На белом фоне сидела совсем юная девушка, почти девочка – лет четырнадцати-пятнадцати. Девичья прическа «момоварэ», руки крепко сжаты и чинно сложены на коленях. Волосы на лбу, росшие классическим мысиком, подчеркивали красоту сияющих, словно черные агаты, глаз. Эцуко была сражена.
– Вот как? Значит, и тебе тоже… – несколько удивленно протянула Томо, еще раз вглядываясь в фотографию.
– Да кто же это, мамочка?
Томо молча сложила фотографии в пачку.
– Неважно… Скоро узнаешь.
Фотографии доставили от Дзэнко пару дней назад.
Томо провела в доме Кусуми уже более месяца, но все еще так и не нашла подходящей для Сиракавы кандидатуры. Несколько раз она нетвердым почерком писала мужу в провинцию письма, принося извинения за проволочки, и всякий раз муж отвечал, что нужды торопиться нет, пусть Томо выбирает спокойно, слушая свое сердце. Тем не менее, когда подошел к концу сезон «сливовых дождей»[15] и приблизился праздник О-Бон[16], Томо занервничала. В Фукусиме ждал не только муж, но и брошенный на произвол судьбы дом. Сознание этого факта начало угнетать Томо.
В тот момент и поступило новое предложение от Дзэнко.
На сей раз госпожа Сиракава, несомненно, будет довольна, передал он Кин.
Девушку звали Суга, ей едва исполнилось пятнадцать. Она была дочерью хозяина лавочки, торговавшего упаковочными материалами из бамбука в квартале Кокутё. Девочку с малых лет обучали классическим танцам в стиле Нисикава[17] и Токивадзу[18]. Она была писаной красавицей и вызывала всеобщее восхищение, выступая на публике с танцами своей школы. Ее мать и старший брат, принявший дела в лавке, считались весьма добропорядочными людьми, однако несколько лет назад в лавку пришел вороватый работник, и для семьи начались тяжелые времена. Все пришло к логическому концу – либо разорение и нищета, либо… Да, настало время продать Сугу в веселый квартал. Мать Суги даже не помышляла о том, чтобы отдать дочь в наложницы богатому господину, но учительница танцев, прослышав о планах Томо в приватной беседе с Дзэнко, с которым была на дружеской ноге, переговорила с матерью Суги, сочтя, что для девочки это будет менее жалкая участь. Пусть лучше ребенок попадет в приличную семью, нежели в жестокий и грязный мир профессиональных гейш…