Цикл гниющих душ - стр. 16

Но что, если цикл был не тюрьмой, а зеркалом? Лидия видела в нём себя – не гниющее отражение, а ту, кем она была до проклятия, до боли, до страха. Она была некромантом, но она была человеком, который любил, надеялся, ошибался. И в этом человеке была сила, разбившая город, сила, сказавшее «нет» вечности, сила, принявшая пустоту. Но пустота не была ответом. Она была эхом, звучавшим в каждом, кто следовал за Лидией, кто стоял у канала, кто смотрел в зеркало, кто шептал заклинания, чтобы избежать конца. И в этом эхе была правда, которую Лидия узнала слишком поздно: смерть – не враг, а часть жизни; свобода – не бегство, а принятие; любовь – не жажда обладать, а готовность исчезнуть.

Где-то в пустоте, которая была не пустотой, а всем, шевелилась тень. Не тень Лидии, но тень её выбора, её крика, её боли. Она не имела формы, но имела голос, слабый, как шёпот ветра, но ясный, как звон стекла. «Ты свободна», – говорила она, или, быть может, «Ты всё ещё в клетке». И в этом шёпоте была суть Лидии – не её победа, не её поражение, а её человечность, горевшая ярче, чем любой город, сильнее, чем любой цикл. Она растворилась, но её вопрос остался, звуча в каждом, кто смотрит в чёрное зеркало и видит там себя.

И пустота смотрела на тень, и тень смотрела на пустоту, и в их взгляде не было ни начала, ни конца, ни света, ни тьмы. Было лишь эхо, звучащее вечно, или, быть может, лишь мгновение: «Ночь, улица, фонарь, аптека…»

Лидия не умерла, но и не жила. Её сознание медленно вспыхнуло, как тлеющий уголь в бесконечной темноте, погребённое под грузом кошмарных воспоминаний. Сначала не было ни боли, ни ощущения тела – лишь пустота, вязкая, как ихор, густая, как кровь. Постепенно она почувствовала холод, колющий, как ножи, вонзающиеся в каждую клетку. Её пальцы коснулись твёрдой, шероховатой поверхности, шершавой, как обломки старых костей, из которых сочился гной, шипящий, как кислотный дождь.

Она лежала на берегу, но не на песке – на острых, ломких костях, трещащих под её весом, выпуская чёрную жижу, впитывающуюся в её плоть. Море вокруг было не водой, а тянущейся, гниющей кожей, покрытой язвами, из которых сочился ихор, пульсирующий, как вены. Каждая волна билась о берег с глухим, влажным звуком, выбрасывая куски тел, ползущие к Лидии, словно насекомые – руки с обломанными пальцами, внутренности, извивающиеся, как черви, головы с пустыми глазницами, чьи рты разрывались в беззвучном хрипе.

Её тело было восстановлено, но не полностью. Кожа трескалась, как сухая глина, швы лопались, выпуская ихор, который стекал на кости острова, смешиваясь с грязью, шевелящаяся, как живая плоть. Сердце билось, но качало не кровь, а густую, чёрную жижу, питающую море. Она сжала руку и ощутила что-то твёрдое – осколок обсидианового зеркала. Его края вонзались в пальцы, и кровь, смешанная с ихором, капала на кости, вызывая рябь в воде, шепчущей её имя: "Лидия… Лидия…"

Лидия резко дёрнулась, тяжело дыша, и вдруг её разум пронзила мысль, как удар молнии: "Почему снова? Я же завершила цикл!" Она вспоминала, как стояла перед последним осколком зеркала, как её магия рвала пространство, как огонь пожирал её собственное тело, превращая его в пепел. Она видела разрушенные улицы, исчезающие в пустоте аптеки, горящие корабли и проклятые воды озера. Всё это должно было стать её концом.