Бравый солдат Йозеф - стр. 36
Мог бы, как все, отобрать пять ведер что получше – и вон из подвала. Но Иосиф был в душе крестьянин. И она взбрыкнула. Заныло внутри: «Спаси, хоть что еще можно». Он присел на корточки и стал машинально перебирать картошку: гнилую, землю с полей и пучки проросших побегов – в одну сторону. Что еще годилось – в мешок. Среди этой мешанины попадалось много совсем мелкой картошки. – голубиные яички, как называла их баб Маля в Аккемире.
– После чистки от нее размер с фасолину останется… – с досадой подумал Иосиф. – И то если кожуру снимешь тонко, почти впритирку.
Он откладывал ее в отдельную кучку, пока еще не зная, пригодится ли. Но вдруг мелькнуло:
– Отмыть как следует – и прямо в кожуре, в духовке… как печеную. Вкусно будет.
За трое суток в наряде ефрейтор управится с отсеком картофеля – молча, аккордом, не жалея рук и спины. Но в тот пятничный вечер ему удалось разобрать лишь треть общей кучи. Решив, что на сегодня достаточно, он набрал столько картофеля, чтобы точно вышло пять ведер начищенного. Аслан ведь не уточнил – почистить всего пять ведер или чтобы на выходе получилось пять. Иосиф решил не рисковать и сделал по максимуму.
Покидая подвал, солдат заметил разбросанные повсюду желтоватые обрывки, чем-то напоминавшие куски невода. Он поднял один, потрогал нитки – на ощупь как настоящая рыбацкая сеть. Но это были старые сетчатые мешки, давно пришедшие в негодность. Иосиф мгновенно придумал им применение. Два он взял с собой, остальные собрал в охапку и положил в угол, к куче тюковой проволоки.
Столовая встретила его своим привычным, неприятным запахом – чего-то затхлого, прокисшего, перестоявшего. Иосиф первым делом распахнул все форточки и оставил входную дверь открытой.
– Пусть проветрится, – сказал он вслух, больше для себя.
И он бросился в столовую и на кухню, как в настоящую атаку. Над плитой поднимались клубы пара. Вода в котле и кастрюлях, набитых грязными чашками и ложками, кипела. Хотя что там – какая вода. Это было уже темно-коричневое нечто. С помощью щетки и принесенной из подвала сетки он яростно перемыл посуду. Вместо перерыва – просто присел на табурет и почистил полтора ведра картошки.
Потом вскочил, вылил кипяток из котла прямо на пол кухни. Раскаленные паром кастрюли вынес в зал – держал их через тряпку, чтобы не обжечь руки. Бурлящей водой с размаху ошпарил столы и скамейки. Рассыпанная там сода зашипела – грязь и жир черными струями начали стекать на пол.
Вернулся в закуток, где обычно обрабатывали овощи, – начистил еще два ведра картошки. Снова на кухню. Протер все шкафы, вытер посуду и расставил ее по полкам. На ходу намылил содой невыносимо грязные окна и с усилием оттер засаленные поверхности столов.
Много времени и сил ушло на то, чтобы счистить гарь и копоть с котла и кастрюль. Чтобы хоть немного перевести дух, он снова сел на табурет – и дочистил картошку.
А потом, с тряпками в обеих руках, набросился на многометровые столы и скамейки в зале. Почему-то на ум пришел знакомый с детства мотив из фильма. Сначала Иосиф напевал тихо, почти шепотом. Но вскоре – во все горло, не стесняясь ни себя, ни пространства:
Дразнят Золушкой меня,
Оттого, что у огня
Силы не жалея,
В кухне я тружусь, тружусь,
С печкой я вожусь, вожусь,
И всегда в золе я…