Анна Павлова и священный рубин - стр. 10
– Верочка, доброе утро, Зиновий Яковлевич уже на работе? – появляясь на кухне в шелковом вышитом халате и с бигуди на голове, прощебетала Ирина.
– Ушел уже, – скупо ответила Вера, продолжая ощипывать курицу.
– Ой, Вера, какая это гадость. – Морща носик, Ирина поинтересовалась: – Неужели нельзя на рынке ощипанную купить?
– Ощипанная дороже, к тому же, может, она уже несвежая или старая, – объяснила Вера.
– А Толик как? Позавтракал?
– Да уж, конечно. Не могу же я ребенка голодным в школу отправить, – стараясь сдержать эмоции, ответила Вера. Толика она любила. Сперва, когда Ирина с сыном появились в квартире, мальчик ее раздражал. Чужой, шумный ребенок, да еще от такой матери, а потом вдруг как-то незаметно привязалась и любила его теперь как родного, может, даже больше, чем Зиновия. И только очень переживала, что родной матери до него дела нет, иногда по нескольку дней сына не видит – и хоть бы что. Стрекоза. – К вам вчера приходили, – вынимая курицу из раковины, вспомнила Вера.
– Приходили? Кто? – заинтересовалась Ирина.
– Женщина какая-то.
– А как зовут, что ей было надо? – Соображая, кто бы это мог быть, и опасаясь, как бы это она не оказалась женой одного знакомого, произнесла Ирина.
– Не знаю. Спросила вас, узнала, что дома нет, и ушла.
– А как она хоть выглядела?
– Невысокая, худенькая, одета плохонько, ботинки совсем разбитые, и лицо такое… словно пьет она много.
– Кто ж это такая? – искренне удивилась Ирина. – У меня и знакомых-то таких нет.
– Я тоже удивилась, а только у меня бульон закипал на плите. Некогда было с ней разбираться.
День выдался солнечный, и Ирина, шагая по проспекту к троллейбусной остановке, счастливо щурилась, превращая солнечный лучик в разноцветный веер, улыбалась, чувствуя, как ласкает щеки нежное весеннее солнце. Слушала трамвайные трели, щебет птиц и восклицания встречных мужчин.
– Ну привет, подруга, – услышала она чей-то хрипловатый голос, и кто-то резко дернул ее за рукав пальто.
Ирина резко остановилась и открыла глаза.
– Что, не узнала? – невесело усмехнулась незнакомая женщина в сером застиранном платке и синей выгоревшей тужурке. – Нина я, Нина Обухова.
– Нина? – Ирина глазам своим поверить не могла.
Нина, изящная, красивая, цветущая женщина, всегда модно и со вкусом одетая, Нина, которую она оставила в Лондоне, превратилась в старуху, да еще, кажется, пьющую. Щеки и нос Нины покрывали специфические тонкие ниточки красно-синих капилляров.
– Боже мой! Что с тобой? Как ты здесь оказалась?
– Пойдем в сторонку, побеседуем, – беря Ирину под руку, предложила Нина.
Ирина неохотно подчинилась. Вид бывшей подруги ее поразил, но никакого желания продолжить общение, расспросить, поддержать, оказать бедняжке хоть какую-то помощь она не испытала, напротив, была бы рада поскорее от нее избавиться и уже соображала, сколько у нее в кошельке есть денег.
– Сядем, – подводя Ирину к лавочке в стороне от проспекта, закуривая папиросу, проговорила Нина. – Я уже пять лет в России. В двадцать девятом году, когда мы были на гастролях в Соединенных Штатах, я вышла замуж за Джорджа Осгуда, богатого нью-йоркского коммерсанта. Мы познакомились на одном приеме, это был головокружительный роман, через неделю мы поженились. Все было чудесно, жизнь как сказка, огромный особняк, штат прислуги, ежедневные подарки, приемы, шикарные наряды. Муж носил меня на руках. Потом он стал поговаривать о детях. Джордж очень хотел наследника. Но ничего не получалось.