Анна Павлова и священный рубин - стр. 11
Ирина слушала грубоватый глухой голос бывшей подруги, смотрела на ее худую, мозолистую, с обломанными ногтями руку и не могла представить то, о чем Нина говорила. Какие дети, особняки и драгоценности? Перед ней сидела опустившаяся нищенка, постаревшая раньше времени, подурневшая. Это был совершенно незнакомый человек. Но Нина продолжала рассказ:
– В начале тридцать третьего года муж по делам должен был ехать в Россию, возможно надолго, и я попросилась с ним. Мне очень хотелось взглянуть на родину, ведь я была так мала, когда родители бежали от большевиков. Мать меня отговаривала, умоляла не ехать, но я не послушалась.
Вначале все было хорошо. Большевики прекрасно приняли мужа, он поставлял им какое-то оборудование. У нас появились влиятельные знакомые, однажды мы даже были на приеме в Кремле. Но мы стали все больше ссориться, иногда не разговаривали по несколько дней. Муж придирался к пустякам, стал оскорблять меня. Постоянно раздражался. А как-то в июле ему нужно было поехать в Ленинград на какой-то завод, я увязалась за ним, идиотка, хотела как-то помириться, устроить романтическое путешествие, но вместо примирения он меня просто бросил.
Накануне нашего отъезда я пошла прогуляться, муж посоветовал мне пообедать в городе и не торопиться с прогулки, у него были дела допоздна. Я послушалась, а когда вернулась, не нашла ни мужа, ничего! Эта сволочь сбежала, бросив меня без денег, документов, с одним чемоданом. Мне выдали его на стойке портье! – Горький смех Нины перешел в долгий нехороший кашель. – Мерзавец!
– Ужас какой! – не удержалась от восклицания Ирина.
– Да уж. Не буду утруждать тебя рассказом о том, как я выжила. Но суть в том, что кое-как с помощью добрых людей мне удалось получить советский паспорт, мне дали крохотную комнатушку в коммуналке, и я смогла устроиться в кордебалет труппы Михайловского театра. За три года безделья я потеряла прежнюю форму, так что на многое претендовать не могла. Спасибо господину Дандре: когда я написала ему о своем бедственном положении, он прислал мне денег по телеграфу и рекомендации. Золотое сердце! Ведь мы к тому времени уже три года как не виделись, – сдерживая слезы, проговорила Нина. – Ах, если бы госпожа Павлова была жива. Она бы помогла мне вернуться в Европу!
Напоминание о Павловой неприятно царапнуло память, но Ирина тут же отмахнулась:
– Что же было дальше?
– Дальше? Я танцевала, научилась выживать на крошечную зарплату, распродавала потихоньку содержимое чемодана. А потом познакомилась со своим вторым мужем. Он был корреспондентом, работал в газете «Вечерний Ленинград». Мы жили скромно, но хорошо, дружно, тихо, а потом муж написал какую-то политически неправильную заметку, и его арестовали. Меня выгнали из театра. Жить стало не на что. От мужа не было известий. Я и сейчас не знаю, жив ли он. В общем, я кое-как насобирала денег и год назад переехала в Москву; ни о каких театрах речи уже не шло, живу в подвале, работаю на вокзале уборщицей, – потушив окурок, закончила свой рассказ Нина.
– А как ты меня нашла? – робко поинтересовалась Ирина.
– Случайно. Увидела на днях на улице, глазам своим не поверила. Это было возле театра, пошла за тобой, увидела, как ты через служебный вход зашла. Ну, поболтала с вахтером вашим, кое-что о тебе узнала. Адрес вот, например. – Искоса взглянув на подругу, Нина усмехнулась. – Хорошо устроилась. Муж начальник, дом хороший, в театре танцуешь. Молодец. Только вот знаешь, о чем я думаю?