Звёзды Бездны: Начало пути. Горизонт и Зенит - стр. 12

Торин прислонился к стене неподалёку, скрестив ноги, и ящик с инструментами лежал у его колен, звякнув, когда он шевельнулся. Лицо его, заросшее щетиной, блестело от пота, глаза щурились от тусклого света, а грубые ладони сжимали тонкий провод, чья изоляция трещала от старости. Он склонился вперёд, проверяя соединение датчика, и слабая искра мелькнула под его пальцами, осветив морщины усталости, высеченные на коже. Восьмилетняя Артада, стояла у края лотка, вытянувшись на цыпочках, и ладони её тянулись к бледным листьям, дрожавшим под струями воздуха. Пальцы её, покрытые тонким слоем грязи от земли, оставляли влажные отпечатки на металле, и дыхание, тёплое и быстрое, оседало паром на холодной поверхности. Лира выпрямилась, отложила щуп на край лотка, и голос её, мягкий, но хриплый от сухого воздуха, прозвучал:

– Растения тянутся к свету, мой свет. Смотри, как они живут.

Артада наклонилась ближе, нос её почти коснулся листа, и голос, звонкий, полный любопытства, отозвался:

– Они слабые, мама. Почему не растут быстрее?

Лира улыбнулась, рука её легла на край лотка, оставляя влажный след, и голос, тёплый, но усталый, продолжил:

– Им нужен уход. Как станция – без рук они гаснут.

Торин поднял взгляд от провода, пальцы его замерли, сжимая металл, и голос, сиплый, но мягкий, пробился сквозь гул:

– Эриданцы знали, как растить звёзды, малыш. Их машины держали пустоту.

Артада повернулась к нему, глаза её вспыхнули, вобрали свет ламп, и голос вырвался:

– Они были сильнее нас, папа?

Торин кивнул, ладонь сжала провод сильнее, оставляя вмятины на изоляции, и голос его, напряжённый, но тёплый, прозвучал:

– Их станции сияли в мраке. Металл пел под их руками.

Она шагнула к нему, пальцы сжали край куртки, оставляя следы земли.

– А где они теперь?

Торин замолчал, взгляд потемнел, тени легли под глазами, высеченные усталостью и тяжёлым грузом памяти. Он выдохнул, пар растворился в воздухе, и голос, тихий, но резкий, отрезал:

– Это старая история. Не сейчас, малыш.

Артада нахмурилась, ладони её сжались в кулаки, оставляя грязные пятна на ткани, и молчание повисло, густое и холодное, заглушив гул машин. Лира шагнула ближе, ящик с инструментами звякнул под её ногой, и голос, мягкий, но уверенный, прорезал тишину:

– Звёзды ближе, чем прошлое, мой свет. Думай о них.

Артада подняла голову, взгляд встретил глаза матери, и губы сжались, но она кивнула, пальцы её разжались, оставив след на куртке. Лира вернулась к лоткам, ладони скользнули по стеблям, проверяя их дрожь, и капли пота стекали по вискам, падая на ржавый металл. Торин наклонился к ящику, вынул щуп, чей кончик гнулся от давления, и начал калибровать датчик, искры мелькали под его руками. Отсек жил напряжённым ритмом: влажный воздух дрожал, машины гудели за стенами, и обитатели, закутанные в плотные куртки, проходили мимо, их голоса тонули в шуме.

Вечер сгустился, тени легли на переборки, и семья осталась в отсеке, окружённая слабым светом ламп. Лира присела у лотка, пальцы её сжимали тонкую трубку, подающую влагу, и струя воды била по земле, оставляя тёмные пятна. Артада стояла рядом, ладони её касались холодного края, а глаза следили за каплями, блестевшими в полумраке. Торин опустился на пол, скрестив ноги, и ящик звякнул, когда он отложил его в сторону. Голос Лиры, мягкий, но усталый, прозвучал: